Виктор ХОРОЛЬСКИЙ. ОКСАНИНА   ЛЮБОВЬ

 

                            ПОЭМА

                                    1


Она придет – жизнь ярче и полней,

она уйдет – все суетно и мелко,

и мысль покорно движется за ней.

как за магнитом компасная стрелка.

Лишь это имя назовет любой –

и сразу жизнь становится прекрасней.

Вот если это все и есть любовь –

так, значит, он влюбился в первом классе.

Отца и мать не помнил он совсем,

а жили они с бабушкою вместе-

но  — и ее не стало,

                                  и   лет  в  семь

В детдом он прибыл – бывшее поместье.

Гнездо дворян,

                             с пристройками, с прудом,

с  аллеей  лип,

                           по книгам нам знакомым, —

все,

         что для прочих – просто  детский дом,

для них,  сирот,

                              все стало  отчим  домом.

Пришлось недолго  жить ему

                                                          с  душой,

тоской и одиночеством  зажатой.

Тот день — как праздник —

                                               яркий  и  большой:

Оксана  к  ним пришла  в отряд  вожатой.

А он подрался с мальчиком одним

И  наказанья ждал,

                                    забившись в угол.

Когда склонилась девушка над ним.

Сжал кулаки он для отпора туго.

—          Себя в обиду, вижу, не даешь.

 

«Что дальше будет?» – ожидает Вовка.

Погладила.

                       —  Ну, не уколешь, еж? –

  Мальчишке  стало чуть неловко.

Но он,

      давно не ласканный  никем,

озлобленный, разгоряченный дракой,

ее ладонь прижал к своей щеке

и, сам  не зная почему,

                                   заплакал.

Как тяжело на корточках ему!

Но ни за что не изменил он позы.

И у нее,

             Бог знает почему,

вдруг на ресницах показались слезы.

Они нужны друг другу,

                                     и  о  той

минуте

              будут помнить  свято.

Была Оксана  тоже сиротой

и тоже здесь жила,

                        учась в девятом.

Лишь только намекни ему она –

пойдет на все, рискуя головою.

Но если у него она одна,

то у нее  теперь  их было  двое.

В тринадцать лет к ним в дом пришла беда:

Отец и мать погибли оба.

                                   Ужас

надолго поселился в ней тогда.

К кому идти за помощью?

                                                 К   кому же?

—          О Господи! – молила.      — Навсегда

пошли мне друга верного  и мужа! –

Она в детдоме  новую  семью

нашла.

                Пришли  уверенность и сила.

Стыдилась веры в Бога,

                                               но свою

мечту о друге-муже  

                                               сохранила.

Оксана свято  верила :

                                                       придет

он,

                 рыцарь мысли, мужества и чести,

природой для нее лишь сотворенный,

                                                                           тот,

с кем горевать и радоваться вместе.

И он ворвался в девичье житье.

Хоть было все неромантично —  просто,

Оксана твердо  знала,

                                                    что  ее

судьба  отныне  и навеки –

                                                          Костя.

В ее глазах,  плечист  и темнокож,

он не имел  ни  одного изъяна.

Хоть на Онегина  и не был он похож,

себя Оксана  мыслила Татьяной.

Но если Костя  приведет жену –

ни свекра, ни  свекрови, ни золовки.

Он,  беспризорник в прошлом,

                                                 лишь одну

Оксанушку  считал  родной.

                                                 А  Вовка

увидит Костю  рядом с ней  —

                                                      и  вот

вмиг оставляет стайку  ребятишек,

 

подходит к ним  —

                     и  хлоп  его в живот:

пока не мог  он  дотянуться выше.

Но парень обнимал  его:

 

                                                         —  Чудак!

Зачем, скажи, ты  веришь в эти басни?

Ведь  у меня с Оксаной  —  просто   так.

Серьезное  же —  это  у  тебя  с ней.

 

                                                           2

Жизнь обещала  дивные дары.

Светились очи счастьем  у Оксаны.

И   полетело  все  в тартарары:

мечты, надежды, замыслы и планы.

«Вставай, страна»… – сурово  пел народ.

Найди себя в литых шеренгах строя.

« С фашисткой силой »…

                                   Сорок   первый  год.

« с проклятою »… 

                               Июнь. Двадцать второе.

Метались люди, сорванные с мест,

шли по дорогам воинские части…

И самолет над нею,

                             словно  крест,

положенный на   будущее счастье.

Мир для нее – ревущий океан.

А кто она в нем?

                               Утлый  челн, иль  щепка?

Ей  даже круг спасательный не дан.

Хотя б доска, чтоб ухватится  цепко.

Была б  хоть кромка  берега  видна…

Не охватить стихию  общим взглядом.

И в этой буре

                          девушка одна.

Но  где ж  одна!

                    Она  со всем  отрядом.

Да взрослого  ни одного  с ней рядом.

Для малышей  она, что свет в окне.

Оксана:

           — Что мне делать  с вами, детки? –

и  плачет.

                    А они прильнули  к ней,

 как ягодинки  облепихи  к ветке.

Нет, нужно  перестраиваться  ей,

как говорят военные,

                                     на  марше,

ежеминутно  делаться взрослей,

раз никого нет опытней  и старше.

Бомбежки, крики, мертвые тела…

Оксана малышей,

                          хоть  и  устали,

как перепелка  выводок,    вела

подальше  от  центральной  магистрали.

Висит на каждом  с лямками мешок,

как в  годы те  говаривали,     —   с и д о р.

Затягивай потуже  ремешок.

Пайка сухого,

         что завхоз  им  выдал,

Хватило лишь на ужин.   Рад  не  рад,

переходи  на  «бабкин аттестат».

Когда ж  кормить не станут задарма,

то следует подножные корма

использовать.

                      Картошка  и пшеница

да прочая степная  благодать –

жить можно будет, если не лениться,

хотя придется  и  поголодать.

Лопух – тарелка, пальцы  вместо вилки,

печеная в  золе  картошка – хлеб.

Скорей бы  переправиться за Днепр!

Отряд остановился на развилке.

Какой идти дорогой?

                                            Выбирай!

«Узнать бы, где находимся  теперь  мы!» —

Поникли все.

             Вон   хата  и сарай.  

   — Не унывать! Ночлег у той вон  фермы!» —

Еще  усилье —  и летят  мешки  на землю с  плеч.

                                   Прекрасно жить на свете!

Чуть ожили  —  и  вот  уже  смешки,

потом  и  смех…

              Что  до войны  им?

                                                   Д е т и !

Оксана:

                      — Гуси, гуси!   …   —  Га – га- га! –

ребята дружным хором.

                                   —  Есть хотите? –

Те  вразнобой:    —  Хотим!

—          Ну  да!

                                           —  Ага!  —

Оксана засмеялась:    —    Ну,  летите…

Вы трое  улетайте  по дрова

( не  будет дров  —  сухой бурьян  сгодится),

   девчата за картошку, 

                                        ну   а  вам

     двоим

                        лететь  к  колодцу за водицей. –

Тень от сарая  на восток легла.

Оксана как-то сразу  и не вникла

в то,  что  стряслось,

                       когда  из-за  угла

вдруг  вырвались, чихая,  мотоциклы.

 

Ребята вмиг  оставили дела.

Кто  это?

               Френчи,  автоматы…..

                                                         Фрицы!

—          Ну, все! Конец!  —

                                 Оксана  поняла:

за  Днепр  к своим  уже  им не  пробиться.

Один…    два…    десять…      Двадцать  человек…

—  Из  хаты  вещи  выносите!                Ну   их!  —

велит Оксана.           А   из  окон :              —   В е г !  —

Мешки на  землю  полетели.                      —  Р у и х ! –

Командует высокий офицер.

К нему Оксана, туго  подбирая  слова:

—          Геноссе…  Фу  ты! …  Как  там?  Герр!

 Позвольте… киндер  шляфен  ин …  сарае. –

Индейцем Вовка прыгнул за бревно

И притаился  ежиком ершистым.

Фриц недовольно  повернулся,     но

вдруг  просияла рожа у фашиста.

Сотрет его Володя в  порошок,

пусть только прикоснется  он  к Оксане.

А  немец милостиво этак:

                                                                   — Ка – р а – ш о ! –

Оксана улыбнулась ему:

                                                                   — Данке. –

 Ужели же  глаза ему не лгут?

Вот бы увидел Костя в этой роли

  Оксану?

                  А довольный  немец:           —  Гут! –

и по щеке  ее похлопал:                        —  Фройлен! –

Ну, это извините уж!                       И   вот

Володя быстро   из  укрытья  вышел,

к   врагу подходит он

                                и  —  хлоп  его  в  живот

(пока не мог он дотянуться выше).

—          О Боже! Что ты делаешь, пострел! –

Лицо Оксаны стало  белым-белым.

А  покрасневший немец озверел:

швырнул мальчишку  —

                                             И за  парабеллум.

Она вскричала

                             —  Что  ты!  Не  стреляй! –

Ни  перед кем еще на целом свете

не унижалась  так  Оксана.

                                                 — Кляйн! –

она  твердила.

                               —   Дас  ист  киндер!  Дети! –

Как  ветром  пух,

                                  смахнуло  детвору.

Солдаты ржали.

                               Офицер  неловко

засунул  парабеллум  в  кобуру.

                     

Оксана хвать  мальца за руку.

                                                        —  Вовка!

Для них всем жизням нашим – грош  цена.

Сама от унижения сгораю. –

За плечи,  мягко  обняв пацана,

Оксана  повела его  к  сараю.

—          Ну  посуди:       какой  сейчас  резон

их  озлоблять нам? 

                          Золотым  червонцем,

не выдержав, стекло за горизонт

в горниле  зарева  расплавленное  солнце.

 

                                   3

 

В душе ее  

                    такой, как  в  пору  ту,

из чувств   и мыслей  не бывало смеси.

Слепым щенком  в водовороте  туч

Барахтался  новорожденный  месяц.

И  маяками звезды не горят.

Перед усталостью и сном не устояли

ребята:

               будто клавиши рояля,

на сено тесно уложились в ряд.

Не спит Оксана.  Ту  или  не  ту

играет роль?  Сейчас тут не до форса.

Вдруг  заскрипела  дверь,

                           и ,  темноту

пронзив, 

                   луч  света в крайнего уперся.

Провел по спящим, как карандашом,

который всю зачеркивает строчку.

Когда же луч до девушки дошел,

остановился.

                         Дрогнул,  ставя   точку.

—          Во-он! – закричала шепотом  она.

Володя вжался  в стенку жарким телом.

И  все.  Заледенела  тишина.

—          Капут  все киндер! –

                                               щелкнул парабеллум.

Что  мог  он, мальчик?   Стукало не в лад

его  сердчишко,

                                 пальцы  сунул  в  уши.

…. Вставая,  буркнул  немец:  — Шо – ко – лад, —

и  положил под  сидор  что-то.  – Ку – ши.

 

                                 4

Проснулся Вовка  позже всех.  

                                                  Сарай

был  пуст. 

                       Ни  облачка  на  небе.

Хрустальный  воздух… Чем тебе  не  рай?

Брань воробьев и ласточиный  щебет.

Касатки облепили весь  карниз.

Повисла  сетка паутинных ниток,

и солнце,

                    златокудрый  альпинист,

штурмует  склон заветного  зенита.

А  может, ночью это был  лишь  сон?

Но  только  нет! 

                             И  мерзостен, и  гадок

вновь становился  мир:   увидел  он

в руках Оксаны  стопку  шоколадок.

На  них

               завороженные  совсем

глядели  дети, ставши на  носочки.

Так рассчитав, чтобы хватило всем,

она ломала  плитки на кусочки.

Страх, ожиданье, веру  затая,

она остаток в яркой упаковке

протягивает на ладони Вовке:

—          А  это,  Вова, порция  твоя. –

Рука Оксаны  опускалась вниз,

обертка в ней играла  блеском лака.

Хотел  мальчишка крикнуть:  

                                                   —  Подавись! –

Но ткнул  лицо в ладони  и   заплакал.

 

                                5

Вожатая  построила  отряд.

—          Мои  родные!

                         Как  желаю всем  я

увидеть  час победы!

                               Но  навряд

еще  мы  с вами встретимся. 

                                           По  семьям,

не сомневаюсь, разберут  вас  те,

в  ком сердце есть,  и разлетится стая. –

… Дней за пять, будто  льдинка в  теплоте,

пройдя по селам, весь  отряд  растаял.

Последним Вовка был.  Мечтал  простак:

пусть что угодно, только жить не врозь бы!

Оксана  же  ему  сказала  так:

—          Есть  у меня к  тебе  большая  просьба.

Когда сметем с земли всю эту гнусь,

отыщешь Костю  и  вручишь ему  ты

письмо  вот это.

                                Выполнишь?

                                                        —  Клянусь!

—          Не сомневаюсь в этом ни минуты.

 

                                  6

 

Умолк Владимир, кончив свой рассказ.

Глядим в окно вдвоем с немою болью.

Какою же коварной в этот раз

явилась осень к нам на Ставрополье!

Как  будто на сады пахнула смерть:

деревья – замороженные туши,

и стукались  о земляную твердь,

подпрыгивая,

                            каменные  груши.

Листва пожухла  на вершинах крон…

И  оттепель  за холодами следом.

Как по тылам,

                          циклон, прорвавши  фронт,

прошел по краю беспощадным  рейдом.

—          А  как  же клятва?    Выполнил?  — 

                                                        спросил

Владимира  я.       —  Где  же  люди  эти? –

И  у  меня едва хватило сил

сдержать себя,

               когда   он  так  ответил:

—          Не  полностью.

                                   —  Да  как же ты…

                                                         —  Не  смог.

И  выполнил  всего  наполовину.                

Я  Костю  отыскал, 

                              а  вот  письмо…

Мой друг погиб  на  подступах к Берлину. –

В глазах  у собеседника – тоска.

Еще  вопрос   —    и  больше  я  не стану

пытать его.

—          Скажи  мне, отыскать

потом  тебе   не удалось Оксану?

—          Не  удалось. 

                               Да   нет  ее  в  живых.

Скрывается?    Чего бы   это   ради?

Прочти  письмо. —  

                                И  я  в  руках   своих

держу потертый  листик  из  тетради.

« Любовь моя!

                            Что  сделали  со мной,

описывать   мне  больно  и неловко.

На миг представлю  —

                                         и   в  глазах   темно.

Тебе  об этом  все  расскажет Вовка.

В  моем мозгу   подобием  сверла

мысль вертится   и  не дает  покоя.

Ты спросишь:

                              почему  не  умерла

я  прежде,

                     чем  произошло такое?

Мне  нечего за жизнь свою краснеть,

опять пришла  я к выводу, промучась.

Я не имела права  умереть

и   малышей  обречь на ту же участь.

Теперь же у меня  то право  есть.

Детей пристрою, думала,  и  сразу…

Но  умереть без пользы?  Что  за честь?

Оставить  на  земле моей  заразу?

Я  атеистка, и  моей  ноги

ни разу  в  церкви не было,   и все же

я  умоляю:

                          —  Боже,  помоги

Мне жизнь  свою  продать им  подороже!

Единственно, что жалко мне,  —  любви,

что никогда не встретимся с тобою.

Мой  друг  любимый! Костенька!  Живи

и дважды  счастлив  будь  —

                                                   за  нас  обоих».

 

 

Поделиться или сохранить к себе:
Наш Кисловодск
Добавить комментарий

Нажимая на кнопку "Отправить комментарий", я даю согласие на обработку персональных данных, принимаю Политику конфиденциальности и условия Пользовательского соглашения.