ОБ АВТОРЕ

Эльвира Юрьевна Орлова родилась 3 июня 1985 года в г. Ноябрьске в семье офицера МВД. Здесь росла, училась и делала первые шаги в творчестве, активно сотрудничая с молодежной газетой «Кругозор», выступая на литературных вечерах и концертах с авторскими стихами и песнями. В 2001 году из родных Сибирских просторов переехала на Кавказ, где окончила школьное образование в Минераловодской гимназии №103, а после поступила в Пятигорский Государственных Лингвистический Университет. В 2005 году переехала в Кисловодск и начала свой трудовой путь. С 2010 года работает в газете «На Водах», уже 3 года возглавляет общественный совет при ОМВД по г. Кисловодску, трудится в инициативной группе поддержки военнослужащих и их семей.

Свое творчество публиковала в альманахе «Литературный Кисловодск» и на сайте современной поэзии «СТИХИ.РУ».

 Читателю

Вы послушать пришли лебединую песню души?

Вы пришли посмотреть, как в глазах васильки расцветают?

Вы хотели почувствовать веянье горных вершин,

Где белеют снега и, целуясь с лучами, не тают?

Только я не Орфей, я не Лель, мои песни просты,

А в глазах так давно поселилась больная усталость.

И лишь мысли мои, как снега на вершинах, чисты.

Я не помню, кто я, но я ей, слава Богу, осталась…

Я не славы ищу, ведь она тяжелее оков.

И стихи я пишу не за тем, чтобы тешилась гордость.

Просто боль и тоска заплетаются косами строф,

Просто часто за окнами глупо-тоскливая морось…

Но я рада гостям! Растоплю добродушья камин,

Мы согреемся вместе в тепле задушевной беседы…

А потом разрешите, Читатель, один на один

Терпкой горечью слова о горечи сердца поведать…

Портрет

— Ну, здравствуй! Сколько зим, и лет, и весен?!

Как жизнь сложилась? Помнишь обо мне? –

— Конечно, помню… Жизнь стремится в осень,

Хотя июнь и плещется в окне…

Ты знаешь, я скучаю.

Мне не горько,

Что хоть не тридцать, но уже почти…

Что годы? Просто опыт. Грустно только —

Я от тебя всего на полпути,

Но заглянуть, хотя б на миг вернуться,

Уже нельзя.

Цветущее дитя,

Тебе всего лишь девятнадцать с плюсом,

А мне плюс десять…

Десять лет спустя

Становятся воспоминанья зыбки…

Но, будто бы июнь прошедших лет,

Глядит в меня с девчоночьей улыбкой

Десятилетней давности портрет.

3.06.2014

Я, может, журавль…

Давайте не будем — ни капельки я не стервозна.

Да, стала прямее и жёстче, быть может, циничней —

Не всё же послушно в руках щебетать по-синичьи.

Я, может, журавль — мне, может быть, в небо не поздно.

Я, может, на воле хочу полетать напоследок.

Насколько там воли осталось на век человечий?

А дальше — болячки, хандра, и усталость под вечер…

Блесну-ка ещё под гундёж престарелых соседок.

Судите-рядите, коль вам от того веселее.

А мне вопреки веселей и по шерсти — не нужно.

Мне надо, чтоб радостно, ярко, легко и воздушно

К чему-то, а может, к кому-то бежать по аллее…

Жаль…

Чем темнее цвет моих волос,

И чем ярче на губах помада,

И чем взгляд надменней и прямей,

Тем сложнее скрыть следы от слез,

Тем прочней и выше та преграда,

Что оберегает от людей.

От жестоких судей, от молвы

Броской красотой себя спасаю

И других судить не тороплюсь…

Только в сердце больше нет любви…

Жаль…

Хотя и боли нет. Я знаю —

Это, несомненно, тоже плюс.

Плюс… на минус — снова неудача…

Незаметно жизнь пошла на вычет,

на подсчет лишений и потерь…

Чем тусклее мир вокруг, тем ярче

И палитра женских косметичек,

И плотнее запертая дверь…

Ветеранам посвящается…

Как войну ты, брат, ни назови —

Ратным подвигом ли, славной битвою ль —

Смысл ее замешан на крови.

Ей земля Российская пропитана…

Как Победу, брат, ни назови –

Быть ей на века народным знаменем!

Смысл ее замешан на любви,

Что в сердцах пылает вечным пламенем!

Ты, цвети, любимая, живи!

Выстрадано все уже и пройдено…

Как Россию, брат, ни назови –

Нам она — Любовь, Победа, Родина!

Священная Россия

Когда моя страна была сильна,

Ее враги охаяли тираном.

Но молча шла спасать моя страна

Других от рабства, скотства и обмана.

Когда в моей стране была война,

Все как кино смотрели за обедом.

Но все превозмогла моя страна,

И прогремела над Землей Победой.

Когда моя страна была больна,

В нее плевали гадкими смешками,

Но помнила всегда моя страна:

Кто свят, лишь тот однажды бросит камень.

И вновь теперь встает моя страна,

Храня в душе Воскресшего Мессию,

Великая в любые времена,

Моя страна — Священная Россия!

У меня есть дом, пока есть мама…

Торопиться никуда не нужно , стелются минуты бахромой

без забот о дочери и муже… просто я приехала домой.

дома вкусно пахнет пирожками, и дымится ароматный чай.

хорошо вот так приехать к маме, снова стать ребенком невзначай…

дома кружка старая в цветочек, плюшевый потрепанный медведь…

только папы не хватает очень… так, что даже хочется реветь…

дома фотографии в альбомах — летопись моих беспечных дней

в лицах столь любимых и знакомых, без залегших возле глаз теней…

дом — мое святое королевство, где царят любовь, уют, покой..

сказка нескончаемого детства, маминой хранимая рукой.

среди фальши, суеты и хлама, мамин дом — как благодати храм.

у меня есть дом, пока есть мама… Самая чудесная из мам.

Хочется верить…

Завершившийся год, он так много с собою унес.

И наивного детства священно хранимые крохи,

И несбывшихся снов и мечтаний прощальные вздохи,

И печали в пригоршне не пролитых сдержанных слез.

Завершившийся год, он так много оставил в душе.

Наследил на страничках судьбы беспощадно, и все же ,

Научил быть сильнее, рассудочней, тверже и строже.

И растаял в пучине неясных пока миражей.

И как будто ведя за меня моей жизни дневник,

Заплетаются месяцы года в горящие строки.

Это плата за опыт, за трудные жизни уроки.

Нужно все отпустить, не держась за изжитые дни.

Новый год наступил. Он хорош пустотою страниц,

Напиши все что хочешь, насколько дано тебе воли.

И так хочется верить, что мне наконец-то позволят

Быть счастливой, любимой, свободной без всяких границ…

Январь 2014

Уходит…

Уходит год… последними деньками

звенит ноябрь, шагая к декабрю.

и отдавая дань календарю,

хребет Кавказский будто облаками

укрыл вершины белыми снегами,

окрашиваясь в алую зарю.

уходит год… но цикл замкнется снова.

ведь у природы свой простой закон —

как платье к сроку поменять сезон.

а наши промежутки и основы

ей не важны. В начале было Слово.

и Слово не было ни «ты», ни «я», ни «он».

уйдут года, века, тысячелетье.

когда-нибудь в свой срок уйдем и мы

в объятья света или в холод тьмы.

но вряд ли как-то повлияет это

на переход весны в цветенье лета,

и смену осени на белизну зимы.

мы так малы в величии природы,

так мелки в муравьиной суете,

пылинки на расписанном холсте

с настойчивой иллюзией свободы…

уходит год… метлой проходят годы,

сметая нас в угоду чистоте…

ноябрь 2013

Умение быть свободным

Никто ни зачем не нужен… Никто ничего не должен…

Как просто… никем не связан — другому не вяжешь рук.

Никто не полезет в душу, никто не натянет вожжи,

Умение быть свободным — простейшая из наук.

Как просто, в дверях встречаясь, «Привет» обронить с улыбкой,

Без пафоса, расставаясь, друг другу сказать «Пока».

Как просто, не замечая, ни промахи, ни ошибки,

Не ждать никаких признаний, не жертвовать напоказ.

Как просто без подозрений в прохладе к своей персоне

Не требовать посекундно внимания и звонков,

Холопского обожанья, бриллиантов к своей короне,

От частого потребленья уже опустевших слов.

Как просто не втиснуть в образ того, кто в него не втиснут,

И вовсе не рукотвОрить каких-либо образОв,

Лелея свои надежды, не брать никого на приступ,

На крылья другим не вешать обид и вины оков.

Как просто не строить планов на чьи-то дела и мысли,

Виновных в своих паденьях потом не искать вокруг.

Зачем мы тогда от чьей-то зависимости зависим?

Умение быть свободным – сложнейшая из наук.

Совсем не по-июльски

Сегодня холодно совсем не по-июльски.

Пол царства б отдала за чашку чая…

Еще денек ненастья и нагрузки,

И я уж за себя не отвечаю!

Сорвусь с катушек и умчу себя на море.

Гори огнем работы и заботы,

Готовки, стирки, глажки (мужу – sorry!).

И непогоду эту – тоже к черту!

Хочу валяться на шезлонге до заката

С романом восемнадцатого века,

И пить коктейль с листочком свежей мяты,

И поплясать на пляжной дискотеке.

И нагишом, почти пьянея от восторга,

Упасть в объятья волн, согретых летом.

А после написать чистейшим слогом

Хоть что-нибудь достойное поэта,

С сюжетом круче, чем сумел бы Зюскинд.

И за такое от забот лекарство

Я и вторые б отдала пол царства…

Как холодно! Совсем не по-июльски…

Увези меня на море!

Увези меня на море,

где под стоны белых чаек

волны плещутся о скалы,

легкой пеною шурша.

И давай с тобой построим,

прям у самого причала,

где волна качает ялик,

что-то вроде шалаша.

Нас разбудят поздним утром

сквозь соломенную крышу

солнца жаркого случайно

проскользнувшие лучи.

Бирюзовым перламутром

небеса посмотрят свыше

на пустынный пляж песчаный

цвета золотой парчи.

Мы нарвем себе на завтрак

неизвестных диких фруктов,

ледяной воды напьемся

прям из горного ручья.

И до самого заката

на пределе абсолюта

с головою окунемся

в мир с названьем «ты и я».

Темнота, сползая плавно,

все укутает любовно

всеобъемлющим покоем

даже райскому сродни,

навевая мысль о главном —

в нашей жизни все условно…

Увези меня на море!

Увези и… не верни.

Пасха

Сегодня мы встречаем Пасху.

И колокольный звон с утра,

И яйца красим в синий, в красный,

И веселится детвора.

Сегодня все спешат к могилам,

чтоб выпить за помин души.

У храма жертвуют уныло

для нищих жалкие гроши.

Уж на столах готовы яства,

уже румянятся в печи

у всей богопослушной паствы

и пироги, и куличи.

Итожат красным полусладким

конец великого поста…

И катится слеза украдкой из глаз воскресшего Христа.

Великий Царь прожил скитальцем,

лечил, прощал, взошел на крест.

От короля до оборванца – за всех Он умер и воскрес.

А мы сегодня красим яйца под колокольный благовест…

Христос воскрес!

Христос воскрес! Но перед тем страдал и умер на кресте.

И кровь Христова это знак, что Бог еще не бросил нас.

Пролился свет святой с небес: спасенье есть , Христос воскрес!

И Воскресенье это знак, что Бог еще прощает нас.

Черезгода несется весть: Христос воскрес! Христос воскрес!

Христос воскрес, а это знак, что Бог, как прежде, верит в нас!

Поверь и ты блаженной вести!

Христос воскрес! И ты воскресни!!!

Кошка

Я без страха смотрю вперед.

Я уже не боюсь терять.

Мне никто уже не соврет,

Не рискнет никто променять

Даже тени моей любви

На соблазны чужих страстей.

Я себе прикажу: «Живи

Еще восемь своих смертей!»

Умирать это больно, но

Уж куда тяжелее жизнь:

То утянет тебя на дно,

То подбросит нежданно ввысь,

Чтоб, смеясь, посмотреть с небес,

Как упала и умерла.

Ей, чертовке, я знаю вес —

Я одну уже прожила.

Восемь жизней осталось мне

У кошачьей судьбы в плену,

А потом мне дадут венец

И подарят еще одну.

Настоящую…

Любить это трудно

Любить — это трудно и даже порой невозможно,

Любить — это с гордостью спорить и жертвовать спесью,

Любить — это сила и слабость гремучею смесью,

Любить — и божественно и зачастую безбожно.

Любить — это больно, порой даже невыносимо,

Любить — это рабство вразрез с несгибаемой волей,

Любить — это выбор из сотен возможных «любовей»,

Любить — это чудо — в награду быть тоже ЛЮБИМОЙ!

Я выросла, мам

Я выросла, мам, я почти что уже состоялась,

вся вечно в делах, даже некогда сделать звонок…

Прости меня, мам, и за занятость и за усталость,

за сотни моих не к тебе приводящих дорог…

Прости мне тревоги, дерущие сердце на части,

Прости мне все то, что с тобой не смогла разделить,

Печали твои за мое не добытое счастье,

Прости мне, родная… как ты лишь умеешь простить.

Я выросла, мам, вся в делах… но как хочется бросить

Порой все заботы, вернуться в родительский дом

И снова, как в детстве, уткнуться в плечо твое носом,

Поплакать чуть-чуть и забыться целительным сном…

Сильные!

Как удивительно на нас влияет боль:

Мы вырастаем, распрямляем плечи,

С улыбкой на лице выходим в бой,

И лишь в бою свои мы раны лечим.

Вот странно, что сгорая, как в огне,

Мы почему-то свой теряем возраст,

Становимся и ярче и стройней,

Вплетается в походку грациозность.

И, кажется, для нас нести свой крест

Не тяжелей колечек обручальных

На тонких пальцах трепетных невест.

И лишь глаза нас выдают случайно.

Лишь иногда наедине с собой

Мы плачем и себя самих жалеем…

Как удивительно на нас влияет боль,

Переплавляет, делает сильнее.

Мы женщины, и нам дана судьба,

Какую мы не выбирали сами:

Жена, любовница, послушница, раба…

Нас балуют и тут же бьют камнями —

Мы стерпим, переплачем и воспрянем.

И говорить, что женщина слаба,

Лишь глупый станет…

Счастлив…

Ну что сказать… Конечно же, будь счастлив!

Ведь «счастье» удивительное слово:

Оно впитало множество значений,

Оно хранит в себе так много смыслов…

И для кого-то, если не погасла

В тумане долгих лет и зим суровых,

Пройдя сквозь вереницы увлечений,

Одна из всех важнейших в мире истин —

Любовь… Он счастлив.

Кому-то удалось, весь мир умаслив,

Пройти свой путь, не думая о средствах,

И, не меняя выгоду на чувства,

Подняться на высоты пьедесталов.

И вот он горд, блистательно удачлив,

Он много выше тех, кто пососедству.

И пусть в душе порой бывает пусто,

Но если он свою земную славу

Обрел — он счастлив.

А кто-то во дворцах, где шелк и мрамор

холодной красотой чаруют взоры,

И в закромах сокровища таятся.

Владея троном  в пантеоне знати,

И откупившись от земной морали,

Живет в объятьях каменных заборов

И дружен лишь с одним своим богатством,

Но, коль он может в мире все продать и

Купить — он счастлив.

А кто-то добр и прост, душой участлив,

И не кичлив, не жаден, не злораден,

Доволен тем, что есть, и благодарен,

За каждый день, подаренный судьбою,

Хоть этот день порою и ненастлив,

А сам он — утомлен и часто ранен…

… В конце концов, мы сами выбираем…

Мое вот счастье — просто быть с тобою.

И ты  будь счастлив!

Читая старые стихи…

Читаю свои старые стихи:

Точащие печаль и боль, и благо,

Восторги детства, юности грехи,

Как кружева, ложились на бумагу.

Там каждый слог дышал и цвел, и пел,

Страдал, кричал, сопротивлялся, плакал…

И что сейчас? Где это все теперь?

Неужто мной же сложено на плаху?

Где хоровод в меня влюбленных муз?

Где буря чувств и глубина эмоций?

А может, ко всему потерян вкус

Лишь оттого, что становлюсь я взрослой?

Я вижу много признаков тому,

Что навсегда уже прощаюсь с детством:

Вот с мужем, презирая кутерьму,

Предпочитаю тихое соседство.

Над книжками уже корпеет дочь.

И в трудовой вполне солидный статус.

И понемногу уползают прочь

Пугающе-внушительные даты.

Я в курсе всех партийных перемен

И цен на пресловутую картошку,

Про блеск софитов, подиумов, сцен

Я забываю грезить понемножку.

В мои недавно радужные сны

Все чаще вдруг врывается тревога,

Толкая в бездны истин прописных,

Где хочется уже быть ближе к Богу.

А может, ближе к той себе самой,

Той, что могла не в шутку разрыдаться

Над кадрами сопливого кино,

Писать стихи, вести дневник, влюбляться…

Но чаще кажется, как будто миф,

Что я, вообще, была такой… живущей,

Как будто жизнь отправлена в архив:

Ты где-то есть, но, так, на всякий случай.

Как мы распоряжается собой!

Всегда нам надо большего добиться,

А чуть добьемся – сразу дальше в бой!

И вот никак на месте не сидится.

Покой? Душа? Нет, нам не до того!

Одно другому следует на смену,

Нам не хватает сразу и всего.

Но как же быстро все теряет цену!

Наверно, все же в нас какой-то брак,

Что мы себя же сами превращаем

В машины для добычи разных благ,

Хоть радости от них не получаем.

Вот так и я, всегда во всем права,

Катясь по колее уже привычной

Утратила частичку естества,

Что мне самой казалась необычной.

Неужто в этой гонке за успех

И выживание, свое и близких,

Я просто сделалась такой, как все,

Без прежнего богемного изыска?

Я пялю строгий на себя костюм

Взамен струящимся летящим платьям,

И вроде у меня и дух, и ум,

Но тлеет мысль, что  я, как подражатель,

Топчу чужой, уже пробитый путь,

Оставив важное за перекрестком.

От этой мысли хочется вернуть

Себе того счастливого подростка,

Что мог смотреть часами в небеса,

Любить бессонницу, мечтать о снеге,

Умел в обычном видеть чудеса

И знать не знал о том истошном беге,

В который бросится его двойник,

Подросший в почве алчности и страха

За имидж и за свой товарный вид,

Забывший как смеяться, петь и плакать.

Да, вот бы отключить циничный мозг

И хоть не нАдолго предаться чувствам,

Из песен муз создать хрустальный мост

В волнах не омраченного искусства…

И радует меня среди стихий,

Что я еще хочу об этом помнить.

И я читаю старые стихи,

Чтоб не забыть, что было что-то кроме…

Романтика

Ночь, два пятнадцать, сижу на балконе в пальто

(Что-то опять я сегодня никак не усну).

Бравый «кросаффчЕГ» в блестящем заморском авто

«О райдарайдой» святую порвал тишину,

Из-за угла голоса полусонных бомбил,

Возле ларька под пивасик беззлобная брань,

И немигающий взор полуночных светил…

В общем — романтика, в частности — гадость и дрянь.

Ночь. На балконе. Сижу вот и, каюсь, курю.

Мыслям на зависть так плавно струится дымок…

Глупость какая-то! Право, ну что я порю?

Фразы парфюмно — помадные… ну их в… трюмо!

Дрыхнет с прихрапом давно опостылевший муж,

В люльке сопит мой сегодняшне — завтрашний смысл,

И на молчание трех наших «родственных» душ

С клетки тревожно несется шуршание крыс.

Вот для чего я сегодня все это пишу?

Раньше — то, помнится, все про любовь и цветы…

Может, конечно, сейчас я чуток согрешу,

Только хреново внутри от немой пустоты.

Чаще всего на судьбу я стесняюсь пенять:

Вроде ж РАБОТА, семья, и ребенок здоров…

Только вот силюсь, а все мне никак не понять,

Что превращает людей в одиноких волков,

Что же нас тянет, с балконов косясь на луну,

Воем беззвучным встречать предрассветную рань?..

Волки, стихи, «о райдА», тьфу…опять не усну.

В общем — романтика, в частности — гадость и дрянь.

Всю ночь коты орали под балконом

Всю ночь коты орали под балконом.

Чего орали? кто их разберет?

И что таит за этим диким стоном

Пушистый независимый народ?

Как часто мы горюем о собачьей

злым старшим братом сломленной судьбе!

А может статься, кошки тоже плачут,

Когда  гуляют сами по себе.

Мы много лет собаку приручали —

Кто «Чаппи», кто китайскою лапшой.

Четвероногие нам отвечали

со всей собачьи-преданной душой.

Коты — горды и не приносят тапки,

подобострастно мельтеша хвостом,

А эти мягкие кошачьи лапки

Всегда на взводе с острым коготком.

Не станет кот лобзать самозабвенно

селедкой накормившую ладонь,

Он только шерстку вылижет степенно.

Ни в воду он за вами, ни в огонь

Не бросится. Но хочется заметить:

среди бездомных, брошенных котов

Вы видели когда — нибудь на свете

Озлобленных и бешеных скотов,

что рвут на части ошалевшей сворой

Людей — виновников своей беды?

Я не хочу сказать о псах плохого,

Но все ж, не благороднее ль коты,

Что, давшись в руки или нет — достойно

Выносят груз и боль людских измен,

И лишь ночами воют под балконом,

Как волки видно, жалуясь луне…

Скрипучи полы…

Скрипучи полы… Это музыка пройденных лет:

Когда тебе десять, и ты, замирая, крадешься,

Чуть трУся  (как громко скрипят!), что вот-вот попадешься,

В гостиную, чтобы стянуть из буфета конфет.

…Когда расползается тень от свечи по столу…

И только вчера тебе стукнуло целых пятнадцать.

Как мимо скрипучих полов прошмыгнуть… и на танцы?!

Сегодня (О Боже!) обещан в саду поцелуй…

… Тебе двадцать пять… Засопел годовалый малыш…

На цыпочках в зал, головой задевая пеленки…

Как громко скрипят! Вот зараза! Разбудят ребенка!

Нет… Крепко уснул… Поболтаем?.. Но ты уже спишь…

И сколько отпето под музыку скрипа… Увы,

Теперь познаешь одиночества новую тяжесть…

Под вечер на старенькой койке устало приляжешь

И ждешь, что под чьей-то ногою вдруг скрипнут полы…

Мам, давай в мое вернемся детство…

Посиди со мной, моя родная,я чайку с шиповником налью…

И когда апрель сменился маем? а в июле утонул июнь… Мы взобрались на макушку лета… а отсюда берега видны!

Мам, давай с тобой уедем в среду (ну, как раньше) к шепоту волны, в дом бабули с парком по соседству, где играли с Максом в городки…

Мам, давай в мое вернемся детство!

Ты наденешь платье, каблуки, шляпку… так легка и элегантна… а меня нарядишь в сарафан, и на косы мне повяжешь бАнты из шифона цвета «океан».

Я спрошу (ты так всегда смеялась!):- Я красивая? Гулять пойдем?.. мимо школы и по парку малость, вдоль магнолий, по мосту потом…

А вот там (ты помнишь?) на бульваре наш любимый автомат с «Ситро». Мы его шипучкой называли…

— Мам, смотри, вон дяденька – матрос!..

На причал идем послушать чаек…

— Мам, а в Черном море есть Гольфстрим?..

Ну, чего ты, мам? Добавить чаю? Мам, не плачь! Не плачь, моя родная! Мы с тобой сегодня намечтаем, а потом возьмем и воплотим!

Я люблю тебя!

Я так скучаю…

Палитра…

В теплых красках плескался вечер…

Мы шагнули на шаткий мост…

Был сиреневой кистью расцвечен

нашей встречи двунитный холст…

…Ты назвал меня «девочка-лето»,

сердце выбило ритмы стаккато…

…целовался с зеленым ветер…

в бирюзовом — мазки заката…

И эфир фиолетово-манкий

растекался над серой водой,

и кружился плясуньей-цыганкой

мотыльков разноцветный рой…

…Ты назвал меня «ласковой феей»,

зарумянились щеки рассветно…

Полотном васильково-лилейным

соткалОсь колдовское лето…

Облака невесомой пенкой

смоют на ночь небесный грим…

Среди разных имен оттенков

я тебя назову «МОИМ»…

У меня сегодня день рожденья

У меня сегодня день рожденья…

Мне уже сегодня двадцать шесть…

Ну всего-то! Ну же! не Бог весть!

Почему же прячусь от людей я?

И подальше хочется залезть…

Утро, ты мне праздник не мостырь!

Я сегодня праздновать не стану.

Мне сегодня хочется в сутану

И уйти в Тибетский монастырь,

Чтобы там опробовать нирвану…

Мне сегодня хочется одной

Убежать в вечернюю прохладу…

Распрощаться медленно с закатом,

Не жалея… встретиться с луной…

Разгадать желанье звездопада…

Мне сегодня хочется в цветах

Полевых не сорванных зарыться…

Мне сегодня хочется напиться,

Не вином, а песней диких птах,

Чтоб самой вдруг в небо взвиться птицей…

Кроме утешения тревоги

Больше будет нечего хотеть.

Мне уже сегодня двадцать шесть…

Это мало или это много?

Двадцать шесть… конечно, это жесть…

Дело вовсе даже и не в цифре.

Просто не пойму я (вот же гад!),

Где начнется «стар», закончив «млад».

Может что-то потерялось в шифре

Нескончаемо текущих дат?

Может блажь? А может просто бред?

Но сегодня разбираться лень мне,

Я хочу, не чуя притяженья,

Пропорхнуть над быстротечьем лет!

У меня сегодня день рожденья…

3 июня 2011 год

Мы с тобой похожи…

Мне сказали, мы с тобой похожи.

Может правда? Вместе столько лет-то…

Мы уже срослись, наверно, кожей,

Обменялись запахом и цветом.

Ты учился видеть мир в разрезе

Глаз моих, а я училась верить,

Что могу одним тобою грезить.

В нашей нестабильной атмосфере

Тлели метеоры интересов,

И взрывались ядерные страсти…

В черную дыру обид и стрессов

Провалились наши разногласья…

Мы остались чистые, нагие,

Без лица (да что уж там, без маски)…

Из одной себя мы лепим глины,

Из одной палитры взяты краски…

Так недавно, что и не поверишь,

Мы болезненно по одному не можем…

Ты меня в своих объятьях греешь…

Я тебя — в своих. Как мы похожи…

Мы не такие!!!

Жуткая жизни правда —

Всех под одну расческу!

Только вот мы, как пряди,

Выбились из прически.

Кто-то нас лаком сбрызнет,

Кто-то прилижет муссом.

Им навязали принцип:

«Дорого и со вкусом!»

Только вот мы, как клякса

В этом их «шито-крыто».

Бьем по гламурным глянцам

Дешево и сердито.

Все нарушая кредо,

Торчим из тугих укладок.

Мы на лице планеты

Творческий беспорядок!

Я отдам свою жизнь…

Я отдам свою жизнь… Пусть владеет, лелеет и холит…

Как награду, как кару за боль наших общих грехов…

Я отдам свою жизнь, пусть возьмет, не боящийся боли,

Тот, кому я еще никогда не писала стихов…

Я отдам свою жизнь, я создам себе новое сердце,

Чтобы то, что разбито во мне, перестало болеть.

Я заставлю поверить себя в то, что можно согреться

В тех руках, что пока только учатся нежить и греть.

Я отдам свою жизнь за его не отпетую нежность,

Перестав разбираться, чего же и кто заслужил.

Я отдам свою жизнь за рожденье зачатой надежды

И за веру того, кто мою нелюбовь пережил.

Я отдам свою жизнь, чтобы эта последняя рана,

Затянувшись, не ныла к ненастью в груди у того,

Кто отдал мне себя. И однажды под сводами храма

Я отдам свою жизнь, чтоб навеки остаться ЕГО.

Ненасытное счастье…

Господи! Больно-то как… Больно!

Время вдребезги, разум зАстит…

Пой же, вольная птица, сольно

О своем ненасытном счастье…

Пой! мне б только не слышать звона,

Что в ушах поселился насмерть…

Пой, мои заглушая стоны,

О своем ненасытном счастье…

Пой! Мне б только не биться дрожью,

Что морозит остывшей страстью…

Пой, чтоб мне захлебнуться ложью,

О своем ненасытном счастье…

Пой! Мне б только не помнить искры,

Что слезами в глазах погасли…

Пой, как в сердце контрольный выстрел,

О своем ненасытном счастье…

Пой, покуда желает слышать,

Пой, покуда тебе позволит

Тот, кто новую песню пишет

О моей ненасытной боли…

Напиши…

Напиши мне закон, наложи мне на сердце акциз,

А я буду платить тебе всем, что родиться в нем может.

Напиши мне стихи, я сложу из них целую жизнь,

Напиши мне портрет — научусь на него быть похожей.

Напиши мне письмо. Оно будет любимой из книг.

Песню мне напиши, что моей колыбельною станет.

Напиши свое имя на теплых ладошках моих,

Чтоб его мне хранить, пока сердце стучать не устанет.

И тогда ты напишешь курсивом на серый гранит,

Все красивые строки, что мне не успели достаться.

А сейчас ты пиши, пока пишешь — и сердце стучит.

Не могу надышаться тобой, не могу начитаться…

Как хочется родных коснуться рук

Как хочется родных коснуться рук

И улыбаться больше непритворно,

Чтоб тот, кто раньше звался просто «друг»,

Взял жизнь мою навечно и бесспорно.

Но нет… сожгла последние мосты

Моя безоговорочная участь.

Мне не доступно даже слово «Ты»,

И суждено прожить безмолвно мучась.

Я стала старше на десятки лет,

Чтоб усмирить весеннюю тревогу.

Сказать бы, что в душе ей места нет,

Но только лгать мои уста не могут.

Как много я узнала в этот век

О том, как может жить святой постыдно,

Как одинок бывает человек,

Когда в толпе любимых глаз не видно.

За их один целяще — нежный взгляд

До смерти готова просить прощенья,

Но как же возвратить в проклятый ад

Ошибки все свои и прегрешенья?!

Порой мне кажется, меня спасет

Одно лишь твое ласковое слово.

Моя любовь к тебе, быть может, все,

Что остается от меня святого.

Как будто пылью все заволокло,

И от земли не оторваться птице.

И ангел твой с подпаленным крылом

Никак в Эдем не может возвратиться.

Я продолжаю жить, как в страшном сне,

Порочный круг на горле все сужая.

И только память остается мне,

Да эта жизнь, бессмысленно – чужая.

В ней кажется излишним сердца стук,

Дышать, и жить, и петь уже нелепо.

А хочется родных коснуться рук

И хоть на миг опять увидеть небо…

Декабрь, замри…

Декабрь, замри на последнем ударе Курантов,

Позволь мне прочувствовать краткий момент перехода

От мягкого пуха, расшитого сотней бриллиантов,

До россыпи золота, брошенной в шелк небосвода…

Что завтра случится – для нас сокровенная тайна.

Но я не желаю потратить на радость разгадки

И мига из жизни, что так коротка и случайна.

Хочу, чтобы каждый мой миг был отчаянно сладким!

Хочу упорхнуть оторвавшейся с привязи птицей,

Вдохнуть полной грудью страстей, и любви, и отваги.

И я собираю себя по мельчайшим крупицам,

Чтоб после рассыпать строками на белой бумаге…

Остались до Нового года какие-то крохи.

Наш распятый мир догорает китайской гирляндой.

И вырвав людей из привычной дневной суматохи,

Декабрь замрет на последнем ударе Курантов…

Лучший мир…

Всё начиналось с банальнейшей пары слов.

Все продолжалось экстазами жарких встреч.

И воплотилось в лучшем из всех миров,

Том, что теперь нам растить, баловАть, беречь…

В нем, что едва освоил свой первый звук,

В нем, что тепло зажжет в глубине души,

Просто коснувшись ручонкою наших рук.

Он нас так многому будет еще учить.

Вырастет в «мама» и «папа». И выйдет в путь.

Мы по пятам пойдем, выводя ответ:

В чем был мираж, ну а в чем мировая суть.

Выдержан наш экзамен, а может — нет…

Дни отзвенят переливом, за звуком звук,

И завершат ученье в слепой тиши…

Только для нас не случится важней наук,

чем научиться любить новый крик души.

Она все знает…

Она все знает: как поставить ножки,

Как выстрелить туманно-томным взглядом,

Как закурить, не смазав блеск помады,

И губками надутыми немножко

Едва касаться краешка фужера,

Цедя по капельке MartiniBianko.

Почти ребенок с видом куртизанки…

Ее повадки с грацией пантеры

Продуманы до нитки, четко, метко.

Чуть с хрипотцой грудной текучий голос,

Дуэт она предпочитает соло,

Она играет в русскую рулетку

С такими, кто ни Бога и ни черта

Уже не почитает, не боится.

Она лишь прима и никак не вице,

Не просто женщина, она другого сорта.

Расчетлива, хотя не мыслит мелко,

Раз уж менять — по крупному размену,

Она себе прекрасно знает цену

И принимает все условья сделки

Так, будто для нее совсем не ново

Оценивать масштаб ее последствий.

Она на опытность сменяла детство,

Она все знает, и на все готова.

На Восток…

Ночь, укутай меня покрывалом видений,

Унеси на Восток, где чудес колыбель,

Где загадочной вязью сплетаются тени

И царит ароматов жасминовый хмель…

Где кальянный дымок среди дымчатых тканей,

Виноградный дурман и лимонный шербет

Терпкой сластью чаруют, манЯт и туманят,

Увлекая в шальной полусон — полубред.

Где на шелковом ложе в объятьях султана

Примеряет наложница роль госпожи…

Где по вОлнам барханов плывут караваны,

И лукаво сбивают с пути миражи,

Но в желанный оазис бредут бедуины…

Золотыми песчинками время течет…

Где коварный визирь яд мешает в кувшине,

И колдует над россыпью звезд звездочет…

Где под струны кануна* и всплески сагатов**

Одалиски изгибами тел ворожа,

Смуглой кожей вбирают багрянец заката,

А седой сарацин остро точит кинжал…

Где в ларцах меж каменьев скрываются сказки…

В этот мир искушений, в пьянящий восторг…

Чуть в ночные земля окунается краски,

Улетаю душой на Восток… на Восток…

*канун — похожий на арфу восточный струнный инструмент. Его кладут горизонтально и играют с помощью надетых на пальцы металлических наконечников.

**сагаты — арабские цимбалы. Их часто используют для аккомпанемента танцовщицы, надевая на пальцы.

Пейзаж твоих-моих мгновений

В зелено-бирюзовых красках,

в маняще-сладких ароматах

купался вечер…

и теплых скал нагие ласки…

и ярко — алый всплеск заката…

и ты… навечно…

Не передать палитру счастья,

парфюм твоих прикосновений

неловкой виршей…

Так закрепи своей печатью

пейзаж твоих-моих мгновений,

что пишут

СВЫШЕ…

Еще одна зима

Еще одна зима в моем и без того холодном мире…

Седые голуби подтаявшими крыльями застлали крыши.

Быть может, стоит распахнуть для них свое окно пошире,

И снова плакать в темноту, и звать тебя, и ждать, что ты услышишь…

И снова звать тебя по имени, что мне одной известно,

И ждать, что выйдя из метро холодной и заснеженной столицы,

Ты в шуме города мой голос различишь, как звуки песни,

Такой родной, что хочется пасть на колени и молиться.

Молиться в небеса, затянутые влажным серым глянцем,

Вдруг на сырой, льдом и морозом схваченной земле склонив колени…

И пусть прохожие покрутят у виска озябшим пальцем,

Им не понять, что это ты сейчас ко мне вернулся, как спасенье,

Два голоса, сплетясь в один, прорвали серые полотна…

Но это лишь мечта, написанная на стекле узором снежным,

А за стеклом зима… Мне остается лишь смотреться в окна

И снова плакать в темноту, и звать тебя, и знать, что нет надежды…

Возвратись

(романс)

Возвратись хотя б однажды в вечности,

Возвратись, хотя бы чуть дыша,

Чтоб сказать черезгода беспечности,

Как была обманута душа.

Как всю жизнь она металась в поисках

Некогда не нужного тепла,

Только с фальшью, пусть натертой до блеска,

Примириться так и не смогла.

Может, будет поздним возвращение,

После прожитых печальных лет,

И на счастье не достанет времени,

Но достанет, чтоб сказать: — Привет!

Чтоб погладить мне седые волосы,

Если поседеет голова,

И, быть может, постаревшим голосом

Прошептать: — А ты была права…

В этой новой зимней безупречности

Проплывут минуты, не спеша…

Возвратись, хотя б однажды в вечности.

Возвратись! Хотя бы чуть дыша!

Станется

Я девочка — тайна, я — сон твой весенний,

Я просто обманута первой капелью…

Я верю, надеюсь, люблю и прощаю,

Но я беззащитна, я  жизни не знаю…

Люблю до сих пор мягкий плющ на игрушке,

Цветы полевые и плакать в подушки,

Наверно, от света, весны и прохлады,

А может быть и от любви… к шоколаду…

Я странная, струнная, лунная, винная,

Порочная памятью, сердцем невинная…

Последняя первая, неотделимая,

Кем — то гонимая, кем — то любимая.

Я не сгорю, не растаю, не выцвету,

Мне не будить полузимицу лысую,

Мне острием не убиться — пораниться,

Все со мной сбудется, все с меня станется!

Обычный день

Ты помнишь день? Один из прочих дней,

Такой до омерзения обычный,

Где не могло быть ничего больней,

Чем гнать из сердца образ твой привычный.

Клялась себе, что плакаться не буду,

Хотя дышать от боли не могла,

И, замирая, ожидала чуда.

Да я, Бог знает, что еще ждала!

Ждала, что грянет молния с небес

И пред тобой захлопнет эти двери,

В которые вошел ты, хитрый бес,

Заставивший меня тебе поверить.

Ждала, что отвернуться не посмеешь,

Что встанет ангел на твоем пути,

И умоляла, чтоб ушел скорее,

Боясь, что закричу: «Не уходи!»

Боясь, что закричу, как я люблю

Твою улыбку, и глаза, и руки,

И душу непонятную твою,

Что больше смерти я боюсь разлуки.

Но, слава Богу, не хватило сил

Сказать, что без тебя мне мир не нужен.

А ты об этом даже не спросил,

И я молчала. Знала, будет хуже.

Ты уходил, не говоря ни слова,

Ты уходил, не опуская глаз…

Обычный день…такой же будет снова,

Но этот уходил в последний раз.

Похоже на любовь

Сцепившись взглядом, мы молчали,

Мы не могли припомнить слов,

А нам казалось, мы кричали,

Похожие на ту любовь.

Твою любовь, что без оглядки

Ловил отчаянно за хвост,

Мою любовь, что, как в припадке,

Искала в переплете звезд.

На ту любовь, что ускользала

Из наших онемевших рук,

На ту любовь, что нам сказала:

«Прощай, дитя», «Прощай, мой друг».

И вот теперь, цепляясь взглядом

За искры тающей мечты,

Мы долго так сидели рядом,

Чужая я и близкий ты.

И между нами оставалась

Одна слеза, одна луна,

А я подвинуться боялась,

Чтоб не очнуться ото сна.

А у тебя дрожали пальцы

От напряжения в груди,

И в воздухе кружились вальсом

Две мысли: «не» и «уходи».

В глазах смешав надежду с болью,

Ты был похож на ту любовь.

И я была твоей любовью

Без размышлений и без слов.

Расстаемся

Ну, вот и все, мы расстаемся,

Без слез, без гнева, но с тоской

Мы в жизнь остылую вольемся,

Но будем жить не мы – другой.

Д будет так! Аривидерчи!

Но только раз и навсегда.

Тобой погашенные свечи

Пусть не зажгутся никогда.

Но почему-то мне так больно,

Что все знакомые места,

Где раньше я жила тобою,

Теперь не жизнь, а пустота.

Я так любила тихий омут

Твоей непонятой души,

Любила, когда пальцы стонут

По ласкам в замкнутой тиши.

Я так любила удивляться

Твоим насмешливым словам,

Я так привыкла доверяться

Ни раз не дрогнувшим рукам.

Мой милый мальчик, твоей власти

И годы в сердце не сметут.

Ты так умел и в пыле страсти

Хранить душою чистоту.

И я послушно отдавалась

Твоим немыслимым мечтам.

Да, я жила, я улыбалась,

Цвела, дышала только там,

В той жизни, где осталась радость,

Где сердцем остаешься ты,

Где навсегда и я осталась,

Где наши не сбылись мечты.

Но, может быть, однажды ночью

Под тихий звездный листопад

Ты вдруг отчаянно захочешь

Вернуть прошедшее назад.

Я твой безмолвный зов услышу,

Тихонько в небо улыбнусь

И, все забыв, куда-то выше

В твоих объятьях унесусь.

Пройдут напрасные сомненья,

Исчезнет этот глупый страх,

И я растаю во вселенной

Твоей любви, в твоих руках!

Ты друг…

Ты друг или судьба моя, не знаю.

Спросить бы у тебя, но я молчу.

Мечтаю о тебе и не мечтаю,

Хочу твоей любви и не хочу.

Как все дрожит от твоего касанья

В невинном пожимании руки,

Но, как на небе смутны очертанья,

Как смутен смысл оборванной строки,

Так смутна СВЯЗЬ, что нас так близко держит

И разделяет нас сама собой:

Сегодня ты внимателен и нежен,

А завтра можешь быть совсем другой.

Сегодня я живу твоею лаской,

А завтра, как и не было огня,

И мир, залитый разноцветной краской,

Становится тусклее для меня.

Я одного желаю неизменно,

Чтоб ты был рядом, кем бы ты не стал,

И все, что раньше было так мгновенно,

Так верно бы расставил по местам.

Пускай ты назовешь все это дружбой,

А, может быть, шепнешь мне про любовь,

Но ты мне просто очень-очень нужен.

Мне кажется, не надо здесь и слов.

Не зря ведь повстречались мы однажды,

И нам не может быть не по пути.

Ты друг или судьба моя, не важно,

Но я прошу тебя, не уходи!

Унеси!

За окном так страшно ветер мечется,

Покрывая пылью все, как инеем.

Этим темным, неспокойным вечером

В мир любви скорее унеси меня!

Унеси с собою в небо синее

И согрей любовью бесконечною.

Здесь темно и страшно! Унеси меня

К звездам и луне дорогой млечною.

Ветер кружит яростней, беспечнее,

Веет из-за гор порою зимнею.

Без тебя так грустно этим вечером.

Приходи, скорее, унеси меня!

Разные

Я непонятная, я странная, я сонная,

Чужая, неподвижная, далекая,

До самой мелкой клеточки в тебя влюбленная,

Упрямая, покорная, жестокая.

Ты сильный, ты понятливый, ты значимый,

Уверенный, живой, не искореженный,

Ты мне самой судьбой, наверное, назначенный,

Но не подаренный — на миг одолженный.

А я с тобой такая настоящая,

Самой себе почти, что неизвестная,

Большую тайну о любви в душе таящая,

И лишь тебе, наверное, полезная.

А ты свободный, даже если связанный,

С улыбкой на лице судьбой играющий.

Ты в жизни одному себе за все обязанный,

Но слово “долг” до смерти уважающий.

И у тебя все цели счастьем названы,

А я не верю в то, что счастье сбудется.

Но оттого, что мы с тобой такие разные,

Нам терпится, прощается и любится!

Я вас люблю…

Я Вас люблю за то, что есть любовь,

За то, что сердце только Вам открыто.

Я не хочу привычных фраз избитых,

Но что сказать, когда уже нет слов!

Я Вас люблю, как прежде никого

Еще на этом свете не любила.

Я с Вами все прошедшее забыла,

Чтоб Вас и знать и видеть одного…

Но Вы не угадаете мою,

От встречи с Вами дрогнувшую душу.

Лишь нежным взглядом тайну я нарушу…

Я Вас люблю за то, что я люблю!

Незнакомцу

Вы лишь вошли, и мы столкнулись взглядом,

Чужие, незнакомые друзья,

Такой далекий, вы стоите рядом,

Стою, для вас чужая,  рядом я.

Но этот взгляд не потревожил сердца,

И по спине не пробежала дрожь:

Меж нами ведь еще закрыта дверца,

Нас не тревожат чувства, страсти, ложь…

Не застонала пылкая душа,

Когда вы взгляд на мне остановили,

К окну я отвернулась не спеша,

И вы, наверно, обо мне тотчас забыли.

И как вошли, вы так же вышли быстро,

Перемешавшись с лицами людей.

А за окном уже кружились листья,

И осень разгоралась золотей…

Я вас вот так еще не раз встречала,

И замечала на себе ваш взор,

И молчаливым взглядом провожала,

Закончив наш безмолвный разговор.

Нет ни мечтаний, ни тоскливых снов,

Не ныло сердце, руки не дрожали,

Друг другу мы не говорили слов.

За нас и все, и ничего глаза сказали.

И эти неволнующие встречи,

Как пламя незажженного огня.

Другую обнимаете за плечи,

Но пристально глядите на меня.

Я это без смущенья замечаю,

Как не смущаюсь, замечая вас,

И молчаливым взором отвечаю,

Любуясь, как и вы, рассветом глаз.

Значительную взглядов простоту

Сознанье бережет, и так же просто

Храним таинственную красоту

Такого близкого меж нами НЕЗНАКОМСТВА!

Посмотри на меня…

(романс)

Посмотри на меня… я жива, чтобы петь о тебе.

Посмотри на меня.от меня ведь так мало осталось.

Только взгляда мятежного полуземная усталость.

Только руки сложённые в вечной безмолвной мольбе.

Посмотри на меня, пока можешь еще посмотреть.

Посмотри на меня через толщу сгустившейся дымки…

И под звук одинокой, печалью надорванной скрипки,

Не простясь, я растаю в последней холодной весне.

Посмотри на меня… я стою ни жива ни мертва.

Посмотри, как меня заслонит изумрудная поросль,

И останется только напевно рыдающий голос,

Только песен моих разметённые ветром слова…

Душа… Ты дышишь?

(песня)

Послушай, как тихо весеннее утро.

Мне кажется даже, что птицы примолкли…

Не плохо б сегодня расставить по полкам

Все мысли и чувства разумно и мудро.

Пр.: Но ты далеко… А листва прорастает,

На небе светлеет, и воздух все чище.

Душа, я не слышу, ты дышишь? Ты дышишь?

Дыши, пусть мой дом от морозов оттает.

Пора навести в своей жизни порядок,

Пора восстанавливать, то, что разрушено.

Если б ты только со мною был рядом…

Ах, если б ты только со мною был рядом!

Весна наступает, послушай, послушай!

Пр.: Но ты далеко… А листва прорастает,

На небе светлеет, и воздух все чище.

Душа, я не слышу, ты дышишь? Ты дышишь?

Дыши, пусть мой дом от морозов оттает.

И завеса в Храме разорвалась…

Порвалась Завеса в храме,

Слышно было за версту…

Бога ржавыми гвоздями

Мы прибили ко кресту.

И зачем-то,(для забавы?)

Пред лицом святых небес,

Мы прославили Варавву,

Осквернителя Завес.

Мы к устам Христа священным

Жгучий поднесли уксУс,

Но шептал слова прощенья

Пригвожденный Иисус.

Умастить ЕГО позором

Так хотел порочный люд,

Но смотрел печальным взором

Он на полчище Иуд.

Плоть Его в кровавых клочьях.

Божий Сын,Вселенной Царь,

Он сказал «Свершилось, Отче!»

Но взвилась людская тварь

На его святое слово —

Ор неистовый «Распнем!»

Пировала волчья свора,

ГОспода пронзив копьем!

Мы — убийцы, наши дети

Кровью залиты святой…

Проплыли тысячелетья

Все по сцене казни той.

Ни налево, ни направо

Не свернул порочный люд:

Нами правят лишь Вараввы,

Святость — режут, жгут и бьют.

И назвавши отблеск скудный

Путеводною звездой,

Оклейменые Иудой,

Шествуют в петлю ордой.

С неба сверженные боги

И подобия богов

Хлещут из пучины оргий

Сладострастие грехов.

Гонит память, стыд, усталость

Отзвук «царственных» имен.

Два «царя» у нас осталось:

Первый — Страсть, второй — Мамон.

Вот они и жарят пятки,

Голод их неутолим,

И, не матери, а матки

Прут младенцев в жертву им.

И кровавой вереницей

Опороченной любви

Не прощенные блудницы

Пляшут нАгие в крови.

Дикой огненною пляской

Захлебнулась круговерть,

Сбросив блестки, сбросив маски!

Под последней маской — Смерть.

За разорванной Завесой —

Хохот мерзкий, скрип когтей,

И прожорливые бесы

Рвут живую плоть с костей.

За последнею заставой

Нет прощения небес.

Все Иуды, все Вараввы —

Все взойдут на вечный крест…

Это было…

Кто бы мог подумать…минул год – мы остались. Но какою силой, как вслепую отыскали брод в темных водах с именем «развод»?
И хоть ты считаешь – я забыла,
это было…

Я все помню, будто бы вчера…
Как мы отдалялись год за годом, как любовь, от ежедневных ран, понемногу стала умирать, не найдя ни выхода ни входа…
Непогода
в нашем мире новобрачных грез, постепенно в бурю превращаясь, нас все чаще оставляла врозь. Вот мы рядом, но как будто вскользь,
не любя,
почти не замечая.
Не прощая…
Ты уплыл в свой собственный мирок, для меня в нем не оставив места.
Я зарылась в ворохе тревог, в поиске неведомых дорог. И когда же нам с тобою вместе
стало тесно?
Помню, день, пропитанный весной, и слова четырехлетней дочки: — Мама, не хочу идти домой, мне там плохо.
Как же, Боже мой, я дошла до самой крайней точки… одиночкой?!…
— Все, устала! Баста! Уходи! – я была суровей Немезиды.
— Успокойся! Замолчи! Прости! – день за днем до клокота в груди… То гнала, то нянчила обиды. Все обрыдло…
Мне хотелось от себя самой спрятаться, зализывая раны.
Ты терпел, упрямо шел домой, не давал привыкнуть быть одной,
ждал, когда противиться устану,
строить планы
новой жизни без тебя, без НАС.
Я рыдала, сыпала проклятья, на куски рассыпавшись подчас.
И тебе пришлось еще не раз, уронив слезинку на распятье, собирать их.
Оказалось, ты меня сильней. Ты решил спасать семью, когда я жирный крест поставила на ней. Чем тебе я делала больней, тем нежней была рука родная, обнимая…
Я тебя благодарю за боль, что в твоих глазах искрила спичкой в те часы, когда я словно моль жалась по углам. Большая роль сыграна твоим небезразличьем в нашей притче…
Эта боль, наверно, нас спасла,
из меня в тебя переливаясь, и опустошая, унесла за собою смесь обид и зла,
возвращаясь, поутихла малость,
но осталась,
как осколок, что нельзя извлечь, не задев израненные души, что как рыбы брошены на сушу…
Нам их оставалось только сжечь, переплавить, как-то сделать лучше.
И сберечь…
Кто бы мог подумать… минул год — мы остались. Дай же, Боже, силы посреди обид, страстей, невзгод без оглядки двигаться вперед.

Ты прости меня за все, мой милый…
Я — простила…

С добрым утром…

С добрым утром! Солнышко встает?
Как ты спал? Где побывал во сне?
Я хочу быть первым соловьем,
Что тебе напомнит о весне.
Я хочу, твой продлевая сон,
Из ладоней медом напоить,
Я хочу быть первою росой,
Чтобы твою жажду утолить.
Я хочу быть первым ветерком,
Что тебя обнимет по утру,
Я хочу быть первым мотыльком,
Прилетевшим к твоему костру.
Я хочу быть самой дорогой,
Посреди твоих любимых тайн,
Я хочу быть первою звездой,
Той, что свой тебе подарит рай.

Сумбур какой-то…

Сломать бы, порвать бы, разбить бы и вывернуть…
Швырнуть бы, чтоб треснуло, звякнуло, хрустнуло …
Но только б не плакало, только б не выло бы,
Только б не в темную, только б не пусто бы…

Кричать бы, визжать бы, и хохотом вырыдать…
Кататься в траве бы, на углях испечься бы…
Но только б не тихою куклою выронить…
Только б не на мертво, только не вечно бы…

Ласкать бы, стонать бы, змеей извиваться бы…
Стелиться бы шелком, манить бы глубинами…
Врастать бы, до боли вплетаться бы пальцами…
Но только б жило бы, но только чтоб было бы…

Фантазия на тему пляжа…

Пляж опустел… Шипя, целуя волны,
По небу плыл
багровый шар…
И плеск прибоя заглушали стоны.
И в сердце пыл,
И в теле жар…
И с пылу с жару, сбросив, как одежду,
И ложный стыд и мнимый страх,
Сплетясь в одно, мы плыли где-то между
Дна и воды…
В иных мирах…
Скользили руки, обжигали губы,
В сплетеньи ног
Таилась страсть…
Мир наблюдал, завистливо сжав зубы,
Но мир не мог
Ее украсть.
Мы слилИсь… Ты владел — я отдавала
И наготу
И чистоту,
И ты любил меня, как ветер любит скалы
И высоту… Как сон — мечту…
…Шла по небу, споткнулась и упала
На землю ночь под звездный смех…
И вот, счастливый и слегка усталый,
Ты часть себя оставил мне.
Лицо пылало, сердце словно пело,
Менялись теплотой тела…
Я отдала тебе не просто тело,
Я свою душу отдала…

Какая ж тут любовь

да, полно те, какая ж тут любовь?!
когда до крика тишина доводит,
когда ушедший все же не уходит
и давит жалость тяжестью оков…
а может совесть… Кто там разберет,
когда уже тут столько намешалось,
что не поймешь — то совесть или жалость
приковывает, словно приворот.
и в этой невозможности уйти
(вот странно!) как-то черпаются силы,
чтоб оставаться верной, доброй, милой,
и не сбежать в офф-лайн на полпути.
и что смешно — нас двое дураков,
которые лишь в том, наверно, схожи,
что ни один решить уйти не может.
какая ж тут, помилуй, брат, любовь?!
любовь – как тряпка красная на флаг,
чтоб им махать, оправдывая средства.
достаточная штука для кокетства,
и для конфетных и букетных врак,
но слишком мало этой чепухи,
чтоб то, что обозвали люди браком,
не загибало наши души раком,
наращивая новые грехи
нечистых мыслей, злобных скверных слов,
презрения, замолчанного гнева…
и… в качестве последнего припева…
какая ж тут, помилуй, брат, любовь?!

Непотеря…

Что я теряю? Он моим не будет.
Я это знала с первого же взгляда.Ни разу мы не собирались ради того, чтоб просто оставаться рядом, перечеркнуть сюжеты наших судеб.
Мы знали оба, что не станем рушить своих семей гранитовые стены.
Да и возможно ли считать изменой побег из опостылевшего плена лишь для того, чтоб говорить и слушать?
Но вот беда: слова – плохое средство,когда сердца рванулись друг ко другу.
И вторя их неистовому стуку,заговорить сумели только руки без фальши, экивоков и кокетства, без мишуры, упреков, сцен, истерик…
Мы просто… были… столько, сколько можно быть рядом — вскользь, незримо, осторожно — но не принадлежать… (как это сложно!)
Ведь нет без принадлежности — потери.
Мы не искали встреч, но с каждой встречей он становился тем необходимым,что, как назло, всегда проходит мимо.
Но я была…была! БЫЛА любимой,когда он обнимал меня за плечи. И каждое касанье отзывалось во мне едва трепещущей надеждой…
Но между нами снова это «между»… и нужно снова становиться прежней,чтоб наша тайна тайной оставалась.
Кто ж знал, как это трудно и нелепо идти домой и там от близких прятать счастливый взгляд немного виноватый и врать порой…
такая вот расплата за каждый миг полета в наше небо.
Но вот всего труднее – распрощаться и отпустить туда, где нам не место, сдавить внутри болезненно протесты и чувствовать, как снова станет пресной та жизнь, к которой НАДО возвращаться.
Прощаемся…
Наверно, по-привычке его рубашки ворот поправляю…
Да помню, ничего я не теряю.
Но почему-то плачу, провожая усталым взглядом змейку электрички.

Сегодня пир…

Сегодня я несбыточно красива!
(Любой поэт меня назвал бы музой)
С улыбкой, с радостью невыносимой
Я праздную… рушение иллюзий.
И трещины своих — чужих ошибок
Залью, как пеной или стекловатой,
Разнообразием своих улыбок,
Игрою взгляда, блеском, ароматом.
Да будет праздник перевоплощенья!
Прикрою им изорванное платье…
Сегодня пир, прощанья иль прощенья!
Ну что ж ты, мир, распахивай объятья!

Как же я устала делать выводы

Как же я устала делать выводы
И в неравную бороться с мыслями.
Ни возвышенности нет, ни выгоды
От прощенья, если чувства выцвели.
Что за тайный смысл в оставании
И игре в любовь бредово-паточной,
В покаянии, в его признании?..
Он дает мне все, но… недостаточно.
Больше недостаточно. Оторвано
От души, что прежде было ценностью.
Авантюра детства в примесь с гонором
Нынче дурно пахнет переспелостью.
Если запоздали извинения,
Как бы ни прекрасны розы алые,
Основная мера измерения
Это все же слово «запоздалые»…
Опоздали. Опоздали оба мы
Входы подбирать к любви и выходы.
Э-эх…
Вот бы мне на все четыре стороны
Вышвырнуть все эти мои выводы!

Роль

Как это трудно – прошагать одной
По людной площади среди врагов и близких
Беспомощно открытой и нагой,
И не вполне осознавая риски…

Вот так же трудно проходить тот путь,
Что мне начертан вдруг твоей изменой.
А проходить ли? Стоит ли свернуть
И удалиться гордо и надменно?

Возможно ли сыграть такую роль,
Не зная реплики, не прочитав сюжета?
Но мне пришлось. Какая это боль,
Прощать, когда ты и палач и жертва.

И благородство лишь стереотип,
Когда, сжимая челюсти до скрипа,
Ты ищешь повод, чтоб суметь простить,
И не находишь. Но стереотипы

Порой важней и смысла, и души
В глазах толпы, застывшей в предвкушенье,
Пока, свой мир до щепки сокрушив,
Ты принимаешь «верное» решенье.

И ты, смирясь, идешь на поводу
Через подмостки как на гильотину,
Играя роль, что от тебя все ждут.
Идешь, живая лишь на половину.

И вот спектакль доигран. В тишине
Погас прожектор, занавес опущен.
И остаешься ты наедине
С реальным и безрадостным грядущим.

Усталость

Усталость… Откуда, скажите, такая усталость?
Ведь нет за плечами немыслимо тяжких трудов,
и годы еще не приблизились к станции «старость»,
в моей географии мало еще городов,
легко сосчитать отношение взлетов-падений,
припомнить нетрудно число достижений, потерь,
и вроде меня не томил истощающий гений,
в моей биографии мало имен и людей.
Откуда ж усталость? Наверное, просто ненастье,
чуть-чуть меланхолии, кляксы не смытых обид,
тоска по знакомому, но заплутавшему счастью —
Все, кажется, просто… А сердце устало болит.

 Подарок

Мне жизнь подарила подарок, что мне нелегко дается —
Годами обид и сложностей, душевных трудов и слез.
Но перед тем, что сказочно вальсирует в мире грез,
Есть у него такое огромное превосходство:

Среди мишуры лукавой, среди фальшивой банальности,
И пафосной необходимости таскать на себе кресты,
Где сотнями женщины маются «мужчиной своей мечты» —
Мне жизнь подарила подарок —
мужчину моей реальности…

«Сынки»

 Родился он в башкирской деревеньке.

Записан в метрике, как Салават,

Но кликали друзья-подруги Сенькой,

Когда играли во дворе в солдат.

Росли гурьбой, учились на отлично,

Всегда дружили крепко, как один.

И Сенька жил, не ведая различий –

Башкир, хохол, русак иль армянин.

А после школы где-то в 25-том

Его призвали в армию весной

Уехал Сенька в поезде солдатом

А с дембеля сержантом шел домой.

И закрутилось, как у всех: работа,

Хозяйство, дом, сыночки да жена.

Он шутковал: «Растет моя пехота!»

А через годик началась война…

И опрокинув на успех полушку,

Обняв жену, отвесив звонкий «щелк»

Сынкам любимым в темные макушки,

Порогу поклонился и ушел.

В тяжелую военную дорогу…

И в сорок первом в битве под Ельцом

Ему снарядом оторвало ногу,

Когда фашистов брал отряд в кольцо.

Спустя недельку после операций

В эвакогоспиталь письмо пришло,

В нем скупо сообщали Салавату,

Что всю семью бомбежкой погребло.

Смотрел он долго неподвижным взглядом,

И даже слез с щеки не утирал.

А как стемнело, вдруг спросил комбата:

«Скажи, отец, за что я воевал?»

И помолчав, комбат ему ответил:

— Не плачь, солдат, и помни – все не зря.

Ты слышишь, за окном смеются дети?

Вот… все за них. Они твоя семья!».

Запомнил Сенька. И не плакал больше.

Ну а когда закончилась война,

Он поселился у границы с Польшей.

В комод упрятал китель, ордена,

Зажил герой простой советской жизнью,

Коль без ноги — руками он пахал.

Измученную войнами Отчизну,

Как мог, по новой строить помогал.

Не стал он больше ни отцом, ни мужем,

На предложенья что-то поменять,

Он отвечал: «Кому калека нужен,

Зачем собой людей обременять?

Вон видите, как школьники-ребята

Бегут учиться наперегонки?

Растут для нашей Родины солдаты,

И я солдат. Они мои сынки!».

Работал он, пока хватало силы,

Ну а потом под старенький баян

На улицах стал петь — как пел красиво!

О том, что любо сердцу россиян.

Однажды вечерком (баян подмышкой)

Он к дому шел по скользкой мостовой

Из переулка вышли пять парнишек

Все в черных куртках, с бритой головой.

Увидев, свора вдруг пошла на Сеньку,

Костыль бывалый вырвав из руки.

И выронив баян, держась за стенку,

Он прошептал: «Ну что же вы, сынки?»

«Сынки! Слыхали?» — гаркнул долговязый

Со свастикой на черном рукаве

— Какой ты нам папаша, ускоглазый?!»,-

Ударив старика по голове.

И Сенька, распластавшись на дороге,

Вдруг вспомнил, что лежал уже вот так

Залитый кровью, грязью, одноногий,

В пылу фашистских вражеских атак.

За то лежал, чтоб завтрашний мальчишка,

Гонял в футбол, и помнил о войне

Лишь по рассказам, лишь по школьным книжкам.

Да, видно, результат не по цене…

Скины заржали, пнули на прощанье,

И скрылись, напевая гоп ца ца.

А улица, трагическим молчаньем

Оплакала лежащего бойца…

Как много жертв, за то, чтоб жили дети!

Но как же вышел-то такой провал?

И что солдатам Родина ответит

На их вопрос: «За что я воевал»?

Вот-вот наступит юбилей Победы,

И вспыхнет алым знаменем заря.

Молю вас, дети, пусть узнают деды,

Что все не зря…

Эльвира Орлова

28 апреля 2015 г.