Ещё во времена царствования Петра I стали создаваться укреплённые линии, которые представляли собой длинные цепочки казачьих станиц. Эти «линии» тянулись на тысячи километров по бескрайним степям да высоким горам. Служба здесь была невероятно тяжела. Первые казаки-линейцы буквально своими телами выстлали места будущих станиц, погибая не столько в боях, сколько от холода, голода и местных болезней.
В 1825 году по распоряжению «великого преобразователя дикого Кавказа», генерала Алексея Петровича Ермолова 100 казачьих семей были переселены из станицы Александровской на новые земли вблизи колодца Кислой воды. Так зарождалась станица Кисловодская.
Один из постов стоял на горке над источником минеральной воды – богатырь-воды. Дозорная вышка – бекет, сплетённая из ивняка и крытая камышом, высоко поднята на жердях. На ней с рассвета и до темноты и с темноты до рассвета стоял зоркий казак, всматриваясь вдаль.
Так кто же они, казаки? Само слово «казак» тюркского происхождения и означает два понятия: сторожевой, пограничный воин или вольный человек. По меткому выражению Александра Суворова, казак – глаза и уши армии.
Из разных городов и весей – Полтавы, Киева, Запорожья, берегов Волги происходили казачьи семьи, поселившиеся на вольных, плодородных кавказских землях, в живописной долине горной речушки Подкумок.
Основу казачьей жизни составляло Божья вера, и вне этой веры никакое казачество существовать не могло. Свою жизнь казак понимал как служение Богу оружием, воинским мастерством. В Боге он видел основу всей жизни, справедливости и любви. Бывало и так, что состарившись (а служили до XVIII века казаки бессрочно – «покуда в силах»), казак достойным завершением жизни считал монашество. Но и в монахи он шёл по-казачьи. Всё имущество делил между товарищами, делал большой вклад в церковь. И в воскресный день с двумя штофами вина в руках, танцуя вприсядку, шёл через майдан в храм или монастырь, где и принимал постриг. Вера в то, что Господь всегда рядом, постоянно оберегает и хранит воина, никогда не оставляла казаков, делала их бесстрашными в любом бою!
Среди казаков царило полное равноправие. Созывали казачий круг, решали всем миром, как жить. Выбирали атамана. «Любо!» ‒ кричали они, голосуя за самого смелого, бесстрашного и уважаемого казака. На казачьей сходке чествовали особо отличившихся казаков, умелых воинов, жаловали им грамоты «За честную царскую службу». А помощник атамана, кошевой, перед строем подносил герою серебряную чарку с вином.
Здесь же на казачьей сходке учили провинившихся, нарушивших славный обычай глубокого почитания старших. Если сын смел возвысить голос на отца, мать, тут же следовало наказание – били плетьми по числу прожитых годов. Слово старшего в семье – закон для молодых казаков и казачек. Даже при выборе суженого или возлюбленной молодые не могли ослушаться совета старших.
Казачьи семьи многочисленны. Свадьбы игрались пышные, торжественные. Казачки были верными жёнами. Работящие, крепкие да выносливые. А на любовь жадные, пылкие да горячие. Отличаясь зачастую крутым нравом, они верховодили в семье. Потому и звалась она гордой казачкой, велик был груз ответственности за всё казачество, лежавший на её плечах. И носила она его с достоинством.
От всех прочих казак отличался не только военно-трудовым укладом жизни, но и одеждой. Долго думать над цветами и покроем формы терцев не пришлось. Покрой одежды заимствовали у горцев, а цвета рядом – синие да белые горы, серые скалы, тёмные дубравы, серебро рек. Потом форма терских казаков была такова: серого каракуля шапка с синим верхом и белым галуном, чёрная, как ночь, бурка, серая черкеска, синий бешмет и синий башлык.
Шапка – папаха у казака имела особый смысл. Казак в шапке – полноправный казак. При возвращении с войны или службы казаки приносили шапки в дар родовым рекам, бросая их в волны. За отворот папахи они клади особо ценные бумаги и приказы. Надёжнее места не было, ведь потерять папаху казак мог только с головой.
Неотъемлемой частью жизни казака был, конечно же, конь. Молодому казачку дарили резвого жеребёнка, который теперь по праву являлся незаменимым членом семьи. И с этой минуты их жизни были неразделимы. Казаки горных войск – кубанцы и терцы – ездили на конях горских пород, среди которых особенно ценились лошади кабардинской породы. Кони делили судьбу казаков: последние при параде и награде и первые в бою! Конь казаку – отец родной; да и то, отец даёт жизнь один раз, а конь сто раз жизнь спасает!
Казаки – люди бывалые и остроумные, они разговорчивы и добродушны. Казак мог пить сколько угодно, но не имел права напиваться допьяна. Любили казаки поплясать да повеселиться, а пели так, что деревья роняли листья, воины опускали оружие.
Да и до работы казаки были дюже охочи. Занимались скотоводством, хлебопашеством. Местные казаки снабжали курорт продуктами, свежими овощами, сочными фруктами, шерстью. Прямо на дому, в казачьих хатах, взбивалось пахучее масло в деревянных маслобойках; на ручных каменных мельницах-жерновах мололи зерно на муку, выпекали пышные, румяные хлеба. Долгими зимними вечерами на посиделках чесали шерсть с помощью больших деревянных гребней-чесалок, потом пряли её, быстро и умело вращая колесо прялки-самопряхи.
В истории казачества, увы, немало горьких, трагических страниц. Пламя великих революционных преобразований 1917 года прокатилось и по казачьим станицам, разделило их на «белых» и «красных». Разразившаяся братоубийственная Гражданская война унесла миллионы жизней лучших сынов и дочерей казачьего племени. В 20-е годы прошлого века в станицах почти не осталось стариков. От прежнего мужественного, стойкого народа сохранилось не более десятой части. В 30-е годы прокатилась новая волна расказачивания, жестоких репрессивных мер против ни в чём не повинных казачьих семей.
В глухом заброшенном погосте,
В далёких и чужих краях
Белеют человеческие кости,
Да свищет ветер в ковылях.
Сюда от Дона и Кубани
В теплушках мёрзлых, словно скот,
Людей загнали в глухомани
В тот 33-й страшный год.
Землянки делали из дёрна,
И вышки ставили вокруг,
И грызли жмых, жевали зёрна,
Чтоб не скончаться сразу, вдруг.
Но голод уносил навечно
Живых скелетов на погост.
И умирали скоротечно,
И похорон обряд был прост.
Их хоронили всех без гроба –
Отцов своих и матерей.
За что сгубили хлеборобов?!
Нет, не забыть тех лагерей!
И кто там памятник поставит?
И вспомнят внуки ли о них?
Пусть равнодушных не оставит
Печальный, горький этот стих.
А там, в заброшенных погостах,
В далёких и чужих краях
Белеют человеческие кости
Да свищет ветер в ковылях.
В суровые годы Великой Отечественной войны мужское население казачьей станицы в первых рядах отправилось на защиту Отечества. 11 апреля 1942 года после долгих и настойчивых просьб на фронт отправились сразу 70 девушек, недавних выпускниц станичной школы № 7. Им было всего 18 ‒ 19 лет: Эмма Тупиева, Раиса Матюшевская, Надежда Воронкова, Мария Гаспарян, Клава Бочкова, Екатерина и Серафима Доманины, Елена Осипова, Александра Вольнова, Нина Прушинская и другие. Все они храбро и честно служили в 485-м зенитно-артиллерийском полку ПВО.
Не остались в стороне от патриотических акций юные жители станицы Кисловодской. В 1944 году на имя директора школы № 7 станицы Кисловодской Михаила Степановича Дрынкина поступила правительственная телеграмма: «Прошу передать учащимся и учителям средней школы № 7 станицы Кисловодской, собравшим 10 тысяч рублей на строительство танковой колонны, мой горячий привет и благодарность Красной Армии. Иосиф Сталин».
Станичный совет и исполнительный комитет продолжали действовать до 29 мая 1958 года, когда по Указу Президиума Верховного Совета РСФСР станица Кисловодская была включена в черту города.
В лихие 90-е вдруг повеял ветер перемен. Казачьи племена стали возрождаться на Дону, Кубани, Урале, Тереке, Подкумке. 8 ноября 1990 года состоялся сход казаков Кисловодска и принято решение о воссоздании казачьего общественного управления. Сегодня в Кисловодске проживает в общей сложности около трёх тысяч потомственных казаков. Вот уж воистину – казачьему роду нет переводу!
Казачья нелёгкая доля.
Казак только Богу подсуден,
Сквозь годы проносится полем:
Мы были, мы есть и мы будем!
Мы – предков загубленных души,
Никто этих душ не остудит.
И режет врагам нашим уши:
Мы были, мы есть и мы будем!
Не выжечь наш дух, наши корни,
Пусть к воле казачьей путь труден,
Но всюду, где сердцу просторней,
Мы были, мы есть и мы будем!
СЕРГЕЙ ЛУЗИН, директор Кисловодского историко-краеведческого музея «Крепость»
