Редактор «Нашего Кисловодска» запустил одноименный проект, где общается с кисловодчанами разных поколений и просит рассказать, каким был город во времена их юности.
Наш Кисловодск. Петр Кортунов. 60е.
Я родился в декабре 1956 года, то есть я родился еще в станице. Ее я, правда, плохо помню, потому что через полтора года она стала городом. Но когда я стал, как говорится, помнить себя, этот станичный дух еще оставался, в нашем как бы закутке – конец улицы Украинская, наш дом, кстати, был последним перед обрывом к речке, улица Набережная там же заканчивалась, и они образовывали перекресточек. И там жили казачьи семьи, я потом находил их в реестре.
Например, семья Заноза. У них была большая зажиточная семья, был двор, а показатель зажиточности – двухэтажный каменный дом. Кстати, по нашей улице вот эти каменные дома шли на расстоянии метров двухсот друг от друга, то есть было понятно, что это был придомовой участок, там жили зажиточные люди. Но с течением времени это все было национализировано, дома стали жактовскими. И из этой самой семьи Заноза часть была выселена, а оставшимся членам семьи осталась только хатка. А их большой дом, кстати, примыкал к фабрике «Динамо».
У нас интересный дом остался, это улица Набережная и Аллейный переулок, на этом изгибе стоит дом, правда осталась нетронутой только одна стена со старыми окнами, все остальное совсем перестроили. Это тоже один из тех каменных домов, но уже полностью жактовский. Там жила моя первая учительница, мой друг Вовка, в общем население довольно приличное – семей пять или шесть. Про него, значит, такая легенда: до начала шестидесятых там еще жила графиня. И вот одну комнату в этом доме занимала уже довольно пожилая женщина, потом в шестидесятых она умерла. А называли ее графиней, потому что этот дом построил какой-то петербургский граф перед Первой мировой войной для своей племянницы. Вот это его племянница и была. Потом дом национализировали, а ей оставили одну комнату. Была она замкнутая, тихая старушка, так же тихо и умерла.
Сегодня я живу в пятиэтажном доме по Набережной, 75. Я посчитал: 14 дворов снесли, чтобы там дома построить. Сейчас думаю: «И где мы там умещались?». Когда сносили дворы – спрашивали: «Вы здесь хотите в новом доме жить?». Но многие, как ни странно, уехали. А мы решили жить тут же. И так удивительно получилось, что дверь моего подъезда ровно там, где была калитка с нашего двора, а вид из моей комнаты в квартире на втором этаже точно такой же, как был из моей комнаты в старом доме. Вот я на месте своего дома и живу.
Там, где сейчас стоит семнадцатая школа был большой фруктовый сад, он просуществовал до конца шестидесятых годов, там росли яблоки, груши. И это, конечно, постоянные наши предметы интересов. Когда сад вырубили, там стали сажать картошку, тоже, значит, картошечки взять, развести костерочек – такая у нас была жизнь ребячья. А где стоят за речкой новые дома – были полянки, и даже поле большое, где мы играли в футбол.
Кстати, речка, по моим представлениям была куда полноводнее. Дожди как пройдут – сразу половодье, все вспучивалось. Ходили рыбу ловить, даже руками ловили. Моста через речку еще не было, переходили по камушкам, придут мужики – камни положат, потом половодье, и опять мужики идут камни класть, чтоб речку переходить.
А еще совсем недавно вспомнил, как к нам приезжала передвижка шестнадцатимиллиметровая, ее ставили в определенном месте и на стену дома через дорогу показывали кино. Это было как раз где фабрика «Динамо», на старом здании колхозной конюшни, которое единственное там оставалось тогда, там сейчас у них охрана сидит. Сбегался народ, значит, и я помню очень хорошо, как нам показывали фильм полнометражный «Александр Невский». Было здорово – ставили стрекочущую такую штучку, а народ бежал и с удовольствием смотрел.
Учился я в девятой школе. Это была ближайшая школа и была она изначально станичной. Ходили пешком через трассу, через железную дорогу. А где сейчас рыночек была просто площадь, каменные строения, забор построили только в конце шестидесятых. Но на площади тоже торговали. Движения, кстати, на проспекте Победы, практически не было. Там даже ни одного светофора не было, первый поставили, наверное, в начале семидесятых. Как-то так без светофоров обходились, и я не помню даже ни одного происшествия.
Но станица, кстати, помнилась еще долго. Потому что у нас всегда говорил на улице: «Поехали в город». Тем более, не было тогда еще территориальной смычки. Там, где стадион сейчас, например, и до кинотеатра «Россия» ничего не было. Там, где был фонтан с Никой – был автовокзал, и это считалось за городом. Потом его уже перенесли туда, где он сейчас. Кинотеатр открыли в начале семидесятых, а до этого там были городские очистные сооружения.
А на месте нашего «белого дома», администрации, был гараж Курсовета, то есть все это было за городом. А бурное строительство как раз началось в семидесятых.
Здание девятой школы было двухэтажным, но хорошим, добротным, потолки – метра по четыре. Классы небольшие, но посреди некоторых – по два столба, колонны, которые подпирали перекрытия. Чуть позже построили спортзал, а буфет и туалеты были во дворе. Потом уже отстроили новую школу, все удобства были внутри, а старую школу снесли примерно в восемьдесят шестом или седьмом году.
В семидесятом к нам в школу учителем физкультуры пришел работать Иван Петрович Синельников – замечательный человек. Он был мастером спорта по акробатике. Он завел у нас акробатическую секцию, потом она развилась, из нее тоже выходили мастера спорта. А тренировки он устраивал до начала занятий, то есть в семь утра или даже раньше. Приходили утром, мыли пол — как ритуал — и тренировались.
Я однажды пытался такой проект сделать – в школе рассказать нынешним детям во что мы играли во дворе. И вот, например, в чижика. Основная наша игра. Значит, мы брали деревянный брусочек, с обоих концов заостряли, клали его на землю в очерченном квадрате. И была бита – бьешь по заостренному носику и брусок подпрыгивает и улетает куда-то. А водящий берет его и пытается забросить обратно в квадрат оттуда, куда он улетел. А из квадрата его битами должны были выбить. В общем, такой некий аналог лапты.
Потом появились самокаты. Сначала, правда, их сами делали на подшипниках. Были они деревянные и грохотали со страшной силой. Потом появились самокаты заводские – но они были не у всех, тоже был признак состоятельности.
Кстати, что касается отношений уличных. Сейчас это все забылось, тогда уже было на этапе изживания – из разряда «по чужой улице не ходи – побьют». Через речку у нас была Попова доля, это там, где улица Челюскинцев теперь. Полтавская улица – это Кожаны у нас называлось. А наша улица Украинская и Набережная до трассы никак не называлась – какая-то пограничная территория, потому что минуткинские – это те, кто жил уже за железной дорогой. Через наш район ходило много народу, но наши к «чужакам» относился спокойно, никто никого не трогал.
Антон Массовер
