Не суди

Нужно было только звонить, звонить, звонить…

Вечные приветствия, вежливые клише и быстрый финал, подразумевающий благодарственную экономию средств звонившего и совершенное нежелание что-то действительно сказать о себе.

Так и жили, не видели друг друга, но поздравляли, соболезновали, утешали, — ничего толком не рассказав, ничего не прочувствовав.

Странная позиция. Вроде родственники есть, а их и нет. Есть некая ширма, за которую тебя не пускают. Никто не раскроет душу, как прежде на кухоньке, никто не напоит так, чтобы понеслась задушевность, и вот уже тебе стало легче, ты весь выисповедовался.

Нет. Никому нет ни до кого дела. Все берегут свои секреты, свою la vie privee (личную жизнь).

“У нас все хорошо”, — говорит минутный телефонный разговор.

“У нас все хорошо”, — говорит нежелание принимать близких у себя.

“У нас все хорошо”, — каждый сам за себя.

Ты — провинциал — никого не интересуешь. Ты словно бельмо на глазу — все намекаешь, что было бы хорошо встретиться, повидаться. Но у тех, иных, ритм другой. Нет сил встретиться, а уж тем более — повидаться.

Да и зачем?

Жизнь им не интересна, им интересно дожитие.

Вот и мчатся они по два часа на работу, экономя силы на то, чтобы вернуться домой.

Ритм задан: шесть часов — подъем. Скорей в метро — проехать назад на конечную, там занять место, радуясь везению и своей сноровке опередить других.

И ехать снова назад два часа, но уже сидя, закрыв глаза и делая вид, что досыпаешь, а мысли на работе, о себе думать нельзя, иначе почувствуешь боль то в суставе, то шею потянет от рюкзака…

В мегаполисе метро — это спасение, это медитация, особенно если сидишь.

Метро — это место, где мысли обычно не роятся, шум вагонов их стирает, и ты не homo-sapience, a homo-moving(человек передвигающийся). Человек, которому все безразлично, только сладкое чувство победы: сижу, а другие стоят.

Потом, день на работе. “Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте”,- ни имен, ни отчеств, а только безликое здравствуйте равняет всех образованных и необразованных.

Всех.

Раскланялся со всеми, а никого не увидел, ни с кем не встретился взглядом.

А вот и твой отдел. В эту комнату приходят имена.

Мария Ивановна — заискивающая улыбка, выдавленный комплимент, размазанный на ее старчески высохшем лице. Комплимент ее не освежает, а затушёвывает ехидную гримасу в ваш адрес: “Ну вот еще, опять после больничного, а мы тут пашем”.

Да и какие друзья?

Ра-бо-та.

Иван Федорович сразу начинает рассказывать, какой кабель он купил для коттеджа, который достраивает десять лет. Да и зачем его достраивать? Ха-ха! Все всё понимают.

Все ценят его хватку, ум. И ещё, что ему повезло с женой, которая где-то что-то делает, чем-то, вроде, занята, кем-то, вроде, руководит.

Неважно. La vie privee!

Зато две квартиры — одна в Санкт-Петербурге, другая в Москве. И коттедж, который и строят, и строят, то есть его по бумагам нет.

Вот поэтому его взгляд сверху вниз. На тебя.

Ты все еще работаешь.

Зачем?

Дети? Внуки? Правнуки?

Как страшно умереть в России.

Умереть без коллектива, без поддержки тех, с кем работаешь и работаешь.

Всю жизнь до смерти работаешь!

Без шапки по кругу.

Смотрят, делают вид, что не понимают, продлевают контракт на месяц. Заболеешь и все: “ Вы нам не нужны”. — “Как, почему, да я уже выздоровел. Внуки учатся в Университете. Плохо выгляжу? Нет, не болею. Нет, отлежаться не нужно, правнук в школу пошел”.

А вечером обратно — на конечную станцию метро, а потом сесть, стоять уже не можешь, силы не те.

И опять через весь город, без мыслей в голове. Только скрип открывающихся дверей и приглушенные звуки объявления: “Двери закрываются. Следующая станция…”.

Твоя.

Одышка.

Седина.

Радость. Вот она — радость: твой подъезд. Достаешь ключи. Вход в подъезд — открыл. Вход на площадку лифта — открыл.

Лифт. Выход на этаж. Дверь в отсек — открыл. И вот — твоя дверь! Твоя крепость! Раз, два, три! Как правильно, что врезал третий замок!

Дома.

Пыль в однушке. Беспорядок от порядка вещей. А когда же убирать?

На кухню!

— Нет, полежу чуть-чуть.

И сон, который не лижет, как собака, а заглатывает целиком, как удав.

Проснулся.

Полночь.

Жена громыхает кастрюлями. Будет готовить ужин.

Какие родственники?

Какие знакомые, друзья?

Завтра на работу!