Во дворе одного из домов на улице Клары Цеткин в Кисловодске прижилась дворняга. Раньше ее видели в собачьей стае на Курортном бульваре. Обычный бездомный пес, мордочкой смахивающий на волчонка. Возможно, поэтому к нему позднее прицепилась кличка Волчок. После нескольких облав Волчок быстро сообразил, что ему нечего соваться в многолюдные места и стал искать пристанище среди пятиэтажек.
Ему повезло. В доме, во дворе которого он облюбовал лежбище, жили в основном люди пенсионного возраста, которые страдали запоздалой и какой-то болезненной любовью к собакам и кошкам. Волчка подкармливали обильно и даже назойливо. Каждый, выходя из дома, прихватывал с собой какие-нибудь объедки со своего стола и тут же, у подъезда, швырял их под собачью морду.
Забота о псе стала заразительной. Жильцы будто соревновались между собой. Кто- то принесет косточку с махрами мяса, а другой уже тащит целиком куриную ногу, да ещё сдобренную кетчупом. А немолодая уже женщина с намеком на интеллигентность стала швырять всякие объедки прямо со своей лоджии на крышу стоящего рядом с домом гаража.
Волчку это не нравилось. Ведь ему приходилось забираться по крутому склону на гаражную крышу. А поскольку он порядком обленился, такая физкультура была ему уже в тягость. Да и нехорошо это, думал Волчок, бросать еду где попало. Странные люди. Неряшливые…
Волчок был на вершине счастья, когда у входа в подъездную дверь для него поставили кресло. Он знал, что человек волок это кресло на мусорку. Так все делают со старой мебелью. Но, увидев лежащего на грязной подстилке пса, человек поставил ободранное кресло прямо у двери и сказал: вот тебе, псина, трон!
Собака недолго блаженствовала. Недели через две другой мужик, из этого же подъезда, угрюмый и неразговорчивый, взвалил кресло на спину и унес к контейнерной площадке. Волчок поворчал, даже робко тявкнул и смиренно юркнул в кусты. Да и как не смириться. Этот мужик громко, напористо ругался и норовил отвесить ему пинка.
Больше всего он боялся облав. Хотя в последнее время их стало меньше. Да и уходить от них стало легче. Собаки на своем собачьем языке предупреждали об опасности и стаи псов быстро растворялись в закоулках, подворотнях и кустах.
В своей привязанности к людям Волчок был неразборчив. Кто кинет кость, кто потреплет за загривок, тот и друг. Но вот кого он любил без оглядки, так это детей. Они его щекотали, трогали ладошкой его нос и даже целовали в нос и говорили нараспев ласковые слова. Вообще-то он сильно уставал от детей. Они просто не давали ему прохода, сюсюкали с ним и пытались накормить какой-то сладкой холодной гадостью. На человечьем языке это называется мороженым.
Однажды Волчок стал свидетелем бурного разговора между жильцами дома. Пес почуял, что речь шла о нем и, чтобы не мозолить людям глаза, не дразнить их, нырнул под стоящую во дворе машину и замер. Он слышал раздраженный голос того мужика, который отобрал у Волчка кресло. Ему возражала женщина с намеком на интеллигентность. Она все время твердила, что собаки лучше людей и никто в этом ей не разубедит. Другая женщина, взявшая сторону угрюмого мужика, чуть не плача, говорила, что по ночам из-за собачьего лая она не спит уже полгода.
Ну откуда знать Волчку об этом? А лаять приходится, да ещё как! Именно ночью, когда из других дворов пытаются проникнуть на его территорию такие же бездомные бродяги, как и он. Своим собачьим умишком Волчок допер, что они, если их не шугануть, отвоюют у него эту территорию и тогда вся еда, которой здесь вволю, достанется им.
Вот поэтому приходится драться не на шутку. Впрочем, это даже не драка. До зубовной схватки разборка почти не доходит. Все ограничивается истошным лаем, затяжным, порою часовым тявканьем и взвизгиванием. В ночной тиши эта музыка поднимает мертвого. Почему люди этого не терпят, Волчок не понимал.
Беда к Волчку пришла совсем, с другой стороны. И эта беда называется… любовью. Да-да! С собаками это тоже случается. Однажды с пустыря со стороны санатория “ Кругозор “ во двор дома, где так безмятежно обитал Волчок, забрела странного вида сука. Вообразите, четвероногое существо с огромными стоячими ушами, грязноватой палевой шерстью, с глазами, затянутыми дымкой. Но это ещё не всё. Походка у неё была вихляющая, с приседаниями. И при каждом движении шерсть на ней ходила волнами. Словом, не собака, а Чупакабра какая-то.
На эту диковину никто бы внимания не обратил, если бы не Волчок. Чупакабру он воспринял всем сердцем и с первого же взгляда. Он стал по-собачьи за ней ухаживать, подтаскивал ей лучшие куски. И если бы знал, как это делать, наверное, дарил бы ей и цветы. А когда кто-нибудь из прохожих замахивался на безобразную Чупакабру, Волчок самоотверженно бросался между ней и обидчиком. И нередко получал за это крепкого пинка.
Роман затягивался и принимал явно платонический характер. Не было, как водится, собачьей свадьбы, не кружили вокруг Чупакабры окрестные кобели. А Волчок, подобно мужу- подкаблучнику, всегда покорно брел туда, куда направлялась сука. Как нитка за иголкой!
Вскоре Чупакабра исчезла. Она и раньше, бывало, отрывалась от Волчка и уходила на неизвестный промысел. Эта собачонка, надо признать, была ушлой. Она хорошо ориентировалась в кисловодских дворах и закоулках, умела понравиться людям, несмотря на свой безобразный вид, и избегала всяких конфликтов со своими сородичами. Но вот исчезла. Этого во дворе дома на улице Клары Цеткин никто бы и не заметил. Подумаешь, очередная псина стала жертвой какого-нибудь сабаконенавистника. Хорошо, если её отловила городская служба и поместила в приемник. Да, хорошо, если бы так.
А Волчок затосковал. Он даже перестал есть и пить. Как будто объявил голодовку. И визит по ночам непрошенных гостей, таких же уличных псов, он уже не встречал лаем. В постоянной дреме он воображал себя молодым, игривым псом. И вокруг него увивалась, как ему грезилось, такая же молодая прыткая Чупакабра.
Знать бы Волчку, что его судьбой, как и судьбой других бездомных собак, интересуются люди на самом высоком городском уровне. Вот уже много лет говорят о создании такой гуманной системы, которая позволила бы людям красиво и мирно сосуществовать в городской среде с братьями нашими меньшими. Но вот незадача. Эти разговоры оживляются лишь в те моменты, когда требуется выбить из городской казны совсем немалые суммы для решения собачьей проблемы раз и навсегда.
Но проходит время, деньги истрачены, а проблема эта не решается. Её опять заостряют, ставят ребром, потом во главу угла, потом – боком, потом — плашмя. Но она все равно не теряет своего бессмертия.
Что же тогда делать? Наверное, начинать с себя. Признать, что город без собак и кошек немыслим. Следовательно, наше сосуществование должно обрести цивилизованную приятную форму. Какую? Пробежимся по Черному морю в Турцию и поучимся у неё.
В этой стране уличных собак отлавливают и временно размещают в приемниках. Их проверяют на агрессивность, прививают от бешенства, стерилизуют (это в том случае, если у собаки не находится хозяин), устанавливают ушной микрочип (своего рода электронный паспорт). После этого псов возвращают в те районы, где они были отловлены.
Ну, и у нас также делается, скажет любой житель Кисловодска Так, да не так. Во-первых, это не стало системой, а носит эпизодический (когда от жалоб жителей чиновникам уже покоя нет) характер. Во-вторых, для животных, прошедших приемник, устраивают кормушки в специально оборудованных местах, чтобы не создавать в городе антисанитарию. В такие кормушки, пожалуйста, каждый неси, сколько хочешь, а не бросай куски где попало. У нас ничего подобного нет.
И в-третьих, необходимо управлять численностью бездомных собак. Для этого во многих странах (и в Турции в том числе) используется эвтаназия. Что бы там ни говорили, это более гуманная мера, чем бессистемный публичный отстрел животных.
Вот на такие размышления навела незавидная доля собаки по имени Волчок.
Николай, как приятно получать вести с Родины. Даже про собачек! Спасибо.