В октябре 1924 г. на 51-м году жизни скончался один из «отцов» русской литературы Серебряного века, поэт-символист, писатель, переводчик, литературовед, литературный критик, историк Валерий Яковлевич Брюсов.
Родился он 1 (по новому стилю — 13) декабря 1873 г. в Москве в семье купца. По материнской линии Валерий Яковлевич был внуком поэта-баснописца Александра Яковлевича Бакулина.
Учился Брюсов в лучших частных гимназиях Москвы, увлекался математикой. Ещё в детстве писал стихи и небольшие рассказы, любил творчество Николая Некрасова и Семёна Надсона, а с начала 1890-х гг. увлёкся французским символизмом. Увлечение этим новым литературным направлением оказалось столь сильно, что Брюсов решил стать основоположником его в России, и уже в середине 1890-х издал три сборника под названием «Русские символисты». В них вошли стихи А. Миропольского и А. Добролюбова, а также самого Брюсова, использовавшего псевдонимы. В 1895 г. Валерий Яковлевич издал первый сборник собственных стихов «Шедевры», встреченный критикой не особенно доброжелательно. Эти сборники и ознаменовали «декадентский» период в творчестве Брюсова. В те же годы он делает попытки теоретически осмыслить символизм и вообще значение «нового искусства». Во второй половине 1890-х гг. он сближается с ещё одним «отцом русского символизма» Константином Бальмонтом, а вскоре начинает работу в издательстве «Скорпион». Вышедший в этом издательстве в 1900 г. сборник стихов Брюсова «Tertia Vigilia» открыл новый, так называемый «урбанистический» (посвященный культуре Города) этап в творчестве поэта. В период революции 1905-1907 гг. настроения Брюсова были пессимистичными, связанными с ожиданием «последних дней» что выразилось в драме «Земля» и других произведениях. В этот же период он возглавлял модернистский журнал «Весы», ставший весьма авторитетным изданием, сколь авторитетно было для литераторов тех лет вне зависимости от художественного направления и имя самого Брюсова. Многие русские символисты считали себя учениками Валерия Яковлевича. После того как журнал «Весы» прекратил существование в 1909 г., символизм как движение пошёл на спад. Брюсов переключил основное внимание на прозу и критику. В годы Первой мировой войны работал военным корреспондентом «Русских ведомостей». В лирике тех лет заметно проявились патриотические настроения. К 1917 г. было уже весьма велико переводческое наследие Брюсова. Он переводил произведения крупных английских и французских писателей и поэтов своего времени. Особым увлечением Брюсова была армянская поэзия — имеющая очень богатые исторические традиции. Валерий Яковлевич, будучи также профессиональным историком (окончил историко-филологический факультет Московского университета), стал составителем фундаментального сборника «Поэзия Армении с древнейших времён до наших дней».
После 1917 г. Брюсов продолжал активное участие в литературной жизни Москвы. Возглавлял Комитет по регистрации печати, заведовал Московским библиотечным отделом при Наркомпросе. Был профессором МГУ, а в 1921 г. основал и стал первым ректором Высшего литературно-художественного института. Был членом Моссовета. В 1923 г. Валерий Яковлевич получил грамоту от Советского правительства, а за многочисленные переводы произведений армянских поэтов на русский язык был удостоен звания Народного поэта Армении (с 1965 г. его имя носит Ереванский государственный университет языков и социальных наук). Скончался Валерий Яковлевич Брюсов от воспаления лёгких, в своём родном городе — Москве. В доме, где он прожил последние годы жизни, располагается ныне один из самых замечательных литературных музеев столицы — Музей Серебряного века (входит в состав Государственного музея истории российской литературы имени В.И. Даля). И в нём бережно сохраняется мемориальный кабинет классика русской литературы.
На Кавказских Минеральных Водах Брюсов лечился летом 1896 г. И это путешествие нашло отражение в творчестве классика. Жил он тогда в Пятигорске, но у кислых вод Нарзана за два с половиной месяца побывал не единожды. Вот таким Валерий Яковлевич увидел Кисловодск: «Расположен весь на горах, и, куда ни посмотришь, везде либо горы, либо тополи. Тополей там бесчисленное множество, и есть одна аллея, где каждому тополю больше 100 лет. Больные туда почти не ездят, а больше здоровые, как на дачу. Дамы бродят там в роскошных туалетах, а кавалеры всегда в перчатках». Конечно, Валерий Яковлевич преувеличил возраст тополей. Им тогда было около 50 лет, а никак не 100. Эта великолепная Тополевая аллея была высажена в середине XIX столетия при кавказском наместнике Михаиле Воронцове (том самом, который ранее был генерал-губернатором новороссийским и бессарабским, владел прекрасным дворцом в Алупке и удостоился не особенно приятной пушкинской эпиграммы). Привезённые из Крыма бельбекские тополя хорошо принялись на кисловодской земле. Эту аллею любили запечатлевать самые первые фотографы Кисловодска. Здесь в 1910-1911 гг. снимал некоторые кадры своей кинохроники Николай Львович Минервин. Но, увы! В начале гражданской войны прекрасной аллее был нанесён непоправимый ущерб. Уже в 1918 году она понесла урон в связи с тем, что кисловодчане, за неимением дров и угля (в город продовольствие почти не доставлялось из-за практически полной остановки железнодорожного сообщения), стали добывать дрова и хворост собственными силами, разумеется, в самом доступном месте.
Очень верно в своей характеристике, данной нашему курорту, подметил Брюсов и развлекательную специфику Кисловодска, явно довлевшую над медицинской стороной жизни. И это обыкновение сложилось задолго до приезда Брюсова на Воды. Ещё в середине XIX в. писательница Екатерина Лачинова (под псевдонимом Хамар-Дабанов) в запрещённом цензурой романе «Проделки на Кавказе» отмечала: «В этот курс преимущественно предпочитали Кисловодск, где помещения гораздо удобнее, чем на железных водах, называемых Железноводском: тут так мало жилья, что иное лето посетители вынуждены бывают помещаться в балаганах. Но не то привлекало теперь посетителей к живописному нарзану: в этот год приехал туда вельможа отдохнуть от трудов своего огромного управления и от летнего зноя. Его присутствие в прохладном, прелестном, гористом Кисловодске притянуло туда ранее обыкновенного музыку, а с нею и пятигорскую публику. Все провозглашали балы, иллюминации, прогулки, кавалькады, пикники Кисловодска; все кричали, что чудо как веселятся там».
На Кавказских Водах Брюсовым было написано несколько стихотворений. Среди них «Меж скал разбитых…» — один из замечательных образцов любовной лирики Серебряного века. Это стихотворение вошло во вторую книгу стихов «Me eum esse» из полного собрания сочинений и переводов Брюсова, впервые увидев свет в 1913 г.
Меж скал разбитых, —
Один! один!
Блаженств забытых
Я властелин.
Какое место представлял Брюсов? Может быть, так называемую «Балку Демона» за кисловодским парком (где теперь пролегает маршрут терренкура №2Б) с её хаосом разбросанных обломков скал? Или ущелья Берёзовки, Аликоновки? Обрывы грандиозных утёсов Бермамыта? В подтверждение этого, в опубликованных посмертно воспоминаниях Валерия Яковлевича читаем, что он «встречал восход солнца на Бермамыте, исходил все балки под Кисловодском, вспоминая стихи “Демона” и прозу “Героя нашего времени”«…
А дальше суровый образ «разбитых скал» сменяется совершенно другой картиной:
Там, у платана,
Прошла она,
Дождем фонтана
Окроплена.
И вот перед нашими глазами возникают тихие благородные аллеи парка, фонтан на Царской площадке (до сих пор существующий), а может быть и другой фонтан, которого уже нет. Тот, что был поблизости от грота, где теперь «томится» лермонтовский герой Демон. А где же тот платан? У нас в Кисловодске не так много платанов. Росли ли они в нашем парке тогда — точно не знаю. Но у нашей филармонии растёт один почтенный великовозрастный платан-патриарх. Может, это он? Как знать…
Прекрасная незнакомка из брюсовского стихотворения обронила у фонтана лепесток цветка, который был у неё в руке. И далее читаем:
Я у бассейна
Его поднял,
Благоговейно
Поцеловал.
Листок случайный,
Ты мой! со мной!
И кроет тайны
Навес ночной.
Так завершает своё исполненное романтизма кисловодское стихотворение поэт-рыцарь Серебряного века Валерий Брюсов. Несмотря на то, что он не считал себя любителем «естественной», а не «идеальной» природы, очевидно, что красоты окрестностей и курортная атмосфера Кисловодска не оставили Брюсова равнодушным и нашли яркое отражение в его творчестве.
Вячеслав ЯНОВСКИЙ, краевед.
