В начале шестидесятых годов на страницах газеты «Известия», тогда еще правительственной газеты, появилось повое имя собственного корреспондента в Италии Леонида Колосова. Уже через год он стал одним из популярных зарубежных корреспондентов и даже вошел в десятку лучших из них. Тогда, конечно, никто из читателей и даже сотрудников «Известий» не мог предположить, что профессия журналиста была только «крышей» офицера Первого главного управления (ПГУ) КГБ СССР, то бишь внешней разведки, Леонида Сергеевича Колосова. Он более тринадцати лет проработал в Италии, а затем посетил многие из европейских стран, выполняя ответственные задания своего ведомства. Всего за плечами ныне официально рассекреченного разведчика — многие годы секретной работы. А сейчас он занимается литературной и журналистской деятельностью, будучи членом Союза журналистов и Союза писателей России. Леонид Колосов — автор более тридцати книг, пьес и киносценариев, среди которых его фильм «Досье человека в «мерседесе» был удостоен Государственпой премии. Еще во время своего московского периода в «Известиях» Леонид Колосов познакомился, а затем и на долгие годы подружился с представителем «Известий» на Северном Кавказе Ильей Аврумовичем Якубовым. Дружба, естественно, прерывалась долгими командировками Колосова, который помимо Италии и других европейских стран «просидел» еще пять лет в Югославии. Но, тем не менее… Илья Якубов умеет хранить и поддерживать дружбу. Именно благодаря ему Колосову довелось побывать в городе Кисловодске аж четыре раза, где Якубов много сделал для «Известий» и известинцев. И вот новая встреча. И первый разговор превратился в газетное интервью.

Илья ЯКУБОВ

РАЗВЕДЧИК, ЖУРНАЛИСТ, ЧЕЛОВЕК

-Леня, у тебя в руках твоя новая, только что изданная книга с очень интригующим названием «Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста». Что побудило тебя написать ее?

-Во-первых, интерес читающей публики к нашей профессии, о которой недобросовестные люди порассказали множество всяческих небылиц и гадостей. Я, естественно, не говорю о КГБ в целом. Моя задача развеян, мифы о «злодеяниях» именно внешней разведки, или Службы внешней разведки (СИР), как ее сейчас называют. Нет, мы не занимались убийствами и диверсиями в разных государствах. Нашим оружием были не пистолет или бомба, а мозги и хорошо подвешенный язык, и том числе обязательно иностранный. Мы вербовали агентов и на идеологической и, не скрою, на материальной основе, для того, чтобы получать от них нужную секретную информацию или влиять на принятие выгодных для нас решений в высших эшелонах власти того или иного государства. Поэтому во внешнюю разведку брали ребят, как правило, с высшим образованием и натаскивали их разным шпионским премудростям в специальной разведшколе. Она была одногодичной и трехгодичной (для лиц с незаконченным высшим образованием и без знания иностранных языков) Я окончил одногодичную, ибо проработал до этого в торговом представительстве в Италии и свободно владел итальянским и французским языками.

-А скажи, пожалуйста, какая разница между разведчиком и шпионом? — Никакой. Во всем виноват наш богатый и могучий русский язык. Во всех европейских и прочих языках человека, занимающегося древнейшим ремеслом, называют шпионом. Скажем, «spia» по-итальянски. И сие звучит отнюдь не оскорбительно. Д вот мы своих шпионов называем разведчиками, а иностранных «шпионами… Полнейший идиотизм! Иное дело, когда разведчик или, так сказать, шпион работает не’только на свою страну, но и тайно «подрабатывает» на стороне. Гогда он просто предатель. И это определение звучит одинаково позорно на всех языках.

-А в твоей жизни встречались предатели?

-Да. Один — самый подлейший и еще двое других — просто подлещи, которые делали мне гадости из зависти, работая в том же подразделении Первого главного управления КГБ. О них я рассказывать не буду. Л вот настоящий предатель Олег Лялин, с котрым я учился в разведшколе №>101 в Балашихе, отнял у меня несколько лет активной жизни.

-А можешь рассказать подробнее об этом человеке?

-Он этого, вообще-то, не заслуживает. И к тому же умер в Англии, куда сбежал, завербованный английской разведкой. Он выдал более сотни советских разведчиков, работавших и в Союзе и за рубежом. Ну, а поскольку я учился с ним в одной разведшколе, то тоже попал в число подозреваемых . Меня срочно отозвали из Италии, тле я работал под той же «крышей» собкора «Известий», и предложили отсидеться в Москве. «Отсидка» затянулась на шесть лет. и мне. журналисту — международнику, этот период безделья так надоел, что я написал письмо тогдашнему председателю КГБ СССР Юрию Владимировичу Андропову е просьбой решить мою судьбу. Председатель приказал срочно проверить список преданных Лялиным сотрудников КГБ. То ли забыл обо мне Лялин, то ли вспомнил о пашей учебе, но моей фамилии там не нашли… И я вновь уехал собкором «Известий» за рубеж. Правда, на сей раз в Югославию, где и проработал еще пять лет додостижения предельного пенсионного возраста.

-А как тебе удавалось совмещать журналистскую и шпионскую работу? Насколько я помню, твои большие очерки и маленькие заметки появлялись чуть ли не ежедневно и нашей газете. — Тогда мы были молодыми… Парень я был сверхработоспособный и, признаюсь, довольно тщеславный. Все время хотел бежать впереди, и иногда это удавалось. И еще. Я нсдь авантюрист по натуре и сидеть спокойно на месте научился только в старости. Му и потом профессия журналиста была для меня новинкой, ибо поначалу я должен Гилл ехать в Италию заместителем руководителя торгового представительства СССР, гсм более что окончил Московский институт внешней торговли. Но мои экономические статьи, появившиеся перед защитой кандидатской диссертации, дали идею кагебешному начальству послать меня за рубеж под «крышей» журналиста. И вдруг неожиданно для себя я начал писать, получая от этого большое удовольствие. Профессия журналиста открывала колоссальные возможности для общения с людьми, начиная с президента итальянской республики и кончая нищим бродягой. А в середине были Пальмиро Тольятти и Клаудиа Кардинале, главарь фашистов Альмиранте и великий тенор Марио дель Монако, (’кажу тебе совершенно откровенно: «крыша» журналиста — самая надежная «крыша» для разведчика. Можешь лезть в любую нору, не вызывая подозрений, ибо журналист тоже живет сенсациями и связями…

-А чем для тебя стала Италия? Полюбил ли ты эту страну?

-Конечно. Скажу больше: Италия стала для меня второй родиной, и как разведчик я не нанес этой стране никакого ущерба. До сих пор я очень люблю Италию. Ее древнюю *емлю, рафаэлевское небо, синие волны всех четырех морей, омывающих Апеннинский «сапог» и. конечно же. ни на кого не похожих ее жителей.

-А ответила ли тебе взаимностью Италия?

-Безусловно. Ты знаешь, когда меня рассекретили как разведчика и я опубликовал свой первый материал как представитель нашей внешней разведки в газете любимого мною, но, увы, погибшего Артема Боровика «Совершенно секретно», ко мне домой сбежались все московские представители итальянской печати, радио и гелевидения. Л через неделю последовало приглашение посетить Италию и выступить за «круглым столом» на телевидении. Я выступил. Рядом со мной сидел тогдашний начальник итальянской контрразведки генерал Д’Амато. В перерыве телепередачи он сказал: «Дорогой подполковник, нас кое-что смущало в вашей прежней деятельности, но не было явных признаков шпионажа… Вас очень много печатали в «Известиях», и все, что вы делали, в целом шло на пользу Италии и СССР. Гак что спасибо Вам».

— А что за добрые дела ты сделал для Италии? Ну, хотя бы самые главные?

-Назову два. Какие самые популярные автомобили в нашей стране? «Жигули»? Правильно. А вот колоссальная сделка с концерном «Фиат», который стал отцом этих самых «Жигулей», была заключена благодаря помощи двух моих ‘агентов, очень высокопоставленных людей. Тогда, в 1966 году, переговоры с «Фиатом», проходившие в Риме, зашли в тупик. Итальянская сторона требовала от нас за предоставляемый кредит 8 процентов годовых, а товарищ Косыгин дал разрешение на 6 процентов. Разница была огромной. И вот двум моим агентам, один из которых был другом президента Италии Сарагата, а друтой был тесно связан с генеральным директором «Фиата» Вале пой, я соврал, что если итальянская сторона не пойдет на уступки, советская делегация улетит в Москву. Дезинформация сработала. Итальянцы согласились на 5.6 процента годовых. Выгода для сове i ской стороны составила более 40 миллионов долларов. Я получил внеочередное звание и великолепное ружье от председателя КГБ с серебряной монограммой. Что ж, то(да мы были бескорыстны и работали на идею, то бишь, на скорейшее построение социализма в отдельно взятой стране.

-Ну а второе доброе дело? Какую выгоду оно принесло Советскому Союзу?

-Материально никакой. А вот Италия избежала военною переворот, который грозил восстановлением фашистской диктатуры в этой стране. Среди моих доверительных связей был один совершенно необыкновенный человек, с которым меня познакомил мой коллега, итальянский журналист, однажды бравший у него интервью. ‘)то 11икола Джектнле, бывший друг знаменитого чикагского бандита Аль Капоне, а позднее, когда оп переселился из Америки в родную Италию, — один из старейших боссов сицилийской мафии. Кстати, как я узнал из секретных источников, Никола за свою мафиозную жизнь ухлопал четырнадцать человек. Я взял у него интервью, которое опубликовал в «Неделе». А потом, узнав, что «Дед» (такую кличку мы ему дали) коллекционирует иконы, подарил ему две православных, присланных из Центра. Мы подружились с «Дедом». В одну из наших встреч он передал мне совершенно секретные сведения о готовящемся военном перевороте в Италии со всеми деталями этого заговора против республики, которые готовили правые силы в тесном контакте с представителями американского ЦРУ. США тогда боялись прихода к власти в Италии коммунистов. «Дед» объяснил свое «предательство» ненавистью к американским властям, мешавшим ему заниматься наркобизнесом со своими коллегами в США. Наша служба быстро сработала. Информация «Деда» подтвердилась. Заговор провалился. Я получил еще одно внеочередное звание и боевой орден.

— А много у тебя наград?

— Два советских ордена, два итальянских — «Золотой Меркурий» и «Гарибольдийская звезда», один болгарский — «Отечественный фронт» и множество медалей. Но я их никогда не надеваю. Разведчик не должен похваляться. Целиком награды демонстрируются только на бархатной подушечке, когда кого-нибудь из нас провожают в последний путь.

— Были ли трагические случаи в твоей разведывательной жизни?

— Были. Один из них до сих пор гложет мое сердце. У меня был очень перспективный *и пи; имя которого сегодня можно назвать. Это корреспондент сицилийской газеты «Ора» Мауро до Мауро. Мы познакомились с ним на одном из приемов как коллеги-журналисты. II я срачу почувствовал в нем человека, который искренне любит Советский Союз «основного борца за мир во моем мире» и ненавидит американских империалистов. V профессионального разведчика должно быть острое чутье на искренность того или иного человека. А Мауро как-то сразу поверил мне и стал рассказывать и о секретных американских базах на Сицилии, и о связях мафии с крупным капиталом и политиками. Короче говоря, после соответствующей проверки я предложил ему поработать на гометскую разведку. Предложил и деньги за информацию, от которых он сразу отказался. По не научил я его одному — конспирации. И вот однажды, приехав на Сицилию, я вышел ночыо на обусловленную заранее встречу с ним. Мауро не пришел. А утром на следующий день все сицилийские газеты вышли с сенсационными заголовками о том, что при таинственных обстоятельствах «исчез» прогрессивный журналист Мауро де Мауро. Я понял, что случилось что-то нехорошее, и ночью выехал на своей машине обратно в Рим е тревогой в сердце. А несколько позже нам удалось получить конфиденциальную информацию о трагедии, происшедшей с моим агентом. Оказалось, что он поделился со » моим другом секретом о том, что тайно помогает информацией Советскому Союзу. Друг оказался предателем, и Мауро попал в руки итальянской контрразведки. Его три дня били, in I мчали, вводили наркотики, чтобы он «раскололся» и назвал имя советского разведчика, с которым поддерживал связь. Мауро не сказал ничего. Тогда его бросили в контейнер, наполненный камнями. И живьем сбросили его в море. Мир праху его! Есть и моя доля вины и его страшной смерти. Агента, как учил еще в разведшколе мой наставник, надо июбить и беречь, как родную мать. Кстати, мой наставник поведал мне еще две истины, которые я помню, по сей день. Первая: «Не суй нос в дела своих коллег. Чем меньше шлешь, тем дольше живешь». И вторая. Она звучала, правда, довольно вульгарно, но я »амспил одно слово, и получилось весьма прилично. Итак: «Не живи с женой брата и » офудпицей аппарата». Короче говоря, не занимайся аморалкой и всяческим распутством < представительницами прекрасною пола.

— Ну и ты, Леня, следовал этой последней заповеди?

— Не совсем. Парень я в пору моего расцвета был весьма привлекательный, и женщины очень благоволили ко мне. Ну, а разве можно отказаться от мимолетной любви, если тебе ее безвозмездно предлагают? Правда, я всегда предупреждал свою очередную подругу о том, что на ней не женюсь, ибо боюсь законного брака, ограничивающего сексуальную свободу. Врал, конечно. Девы игрили и никогда не имели ко мне претензий. Правда, однажды влип. Приехали в Рим как-то наши манекенщицы, и с одной из них я закрутил скоротечный роман, о котором пронюхал стукач КГБ, находившийся в составе делегации. Короче говоря, но приезде в и I пуск меня вызвали на партбюро Первого главного управления КГБ. Вопрос задали один: переспал я с манекенщицей или не переспал. Я сказал, что не переспал, а просто просидел ипо ночь в кресле у нее в номере, рассказывая разные истории. Мне не очень поверили, по ограничились устным предупреждением о недопустимости аморального поведения. А через некоторое время в Риме на каком-то приеме я познакомился с секретаршей военно- морского атташе американского посольства в Италии. И тут же пришла из Центра санкция тащить ее в кровать, дабы получать от нее затем копии секретных документов. Мою жену сразу же отправили в отпуск. Кстати, отправили отдыхать в санаторий в Кисловодск. Ну, а я успешно справился с заданием, и некоторое время получал копии секретных документов американского военно-морского атташе. Жена так ничего и не узнала, а я получил очередную благодарность от своего ведомства на Лубянке «за успешно проведенное оперативное мероприятие».

. Гак что если я проталкивал какой-то материал, мне не очень возражали.

— А как к тебе относились главные редакторы газеты? Не могу пожаловаться. Алеша Аджубей очень полюбил меня и всегда гордился, что ирис I роил кагэбешника под журналистской «крышей», который оправдал его надежды и в Мог кис и за рубежом. Взаимная любовь была у нас и со Львом Николаевичем Толкуновым, котрый выдвинул меня на очередную журналистскую премию. Неплохо относились ко мне и следующий главный редактор газеты Алексеев и главный редактор «Недели» Лр\ангельский. Невзлюбил меня лишь кратковременный главный редактор «Известий» Имам Лаптев… Не понравился ему почему-то журналист под двумя «крышами», и после окончания командировки в Югославии отправил он меня на пенсию. Правда, персональную и союзной) значения, объяснив, что такой возможности больше не представится. Но я не в обиде. Мой дед-сапожник с детства открыл мне простую лишенную истину: «хороших людей люби и помогай им, а от плохих тихо уходи, не причиняя им зла». «11с навреди…» — вот мой жизненный принцип. Я очень рад, что еще раз посетил любимый мною Кисловодск. Мне довелось побывать нм многих курортах России и зарубежных стран, но ни один из них не приносил душе Mocii такого спокойствия и настоящего отдыха, который так необходим в наше беспокойное нр«-мя. И накануне двухсотлетия я желаю городу процветания и достижения статуса мироиого курорта на радость нынешнего и всех грядущих поколений. Разумеется, на все но нужны деньги и, конечно же, понимание, куда и зачем мы идем. Но будем искать, верить и надеяться…

А теперь автор Илья Якубов рассказывает о себе

РОДОМ Я ИЗ «КОМСОМОЛКИ»

 Летит времечко. По меркам наш им, человеческим, возраст уже почтенный, рассказывает Илья Якубо. — А когда я впервые оказался па шестом этаясе старого здания «Правды», где и поныне «прописана» главная молодёжная галета страны, она была «подростком» двенадцати лет от роду. Именно в тш время попали на Лубянку Михаил Кольцов, или Карел Радек и много других журналистов. Шёл 1937 год, повсюду искали «врагов народа». Меня, Морю Фадеева и Лёню Тарасова пригласили в ЦК комсомола и после длительных, вьедливых бесед направили в «Комсомольскую правду». Надо было видеть наши * частливые физиономии. Впрочем, особенно на свой счёт мы не обольщались, зато искренне радовались возможности поучиться у признанных корифеев пера, а тогда в редакции «Комсомольской правды» работали Елена Кононенко, Семён Нариньяни, Тарас Карельштейн, Евгений Рябчиков, Леонид Коробов, неутомимый Юрий Жуков, а также глава «штаба» — секретариата — Митя Черненко. Приходили мы, молодые сотрудники, с утра пораньше, хотя рабочий день редакции начинался после полудня. Было интересно и тревожно. Мы исходили шестой паж мюль и поперёк, внимательно присматриваясь к табличкам на дверях кабинетов. И ( разу становилось понятно: если утром не встретил знакомой фамилии, значит, ночыо журналиста увезли «куда надо». Я был в редакции, когда поздно вечером, перед выходом газеты к нам приехали трое вполне интеллигентного вида в штатском. Они вежливо попросились на приём к исполнявшему обязанности редактора «Комсомолки» Льву Псрелыитейну. Мы постарались ом,испить, что редактор занят номером и предложили подойти на следующий день, тогда один из ночных посетителей предъявил удостоверение сотрудника НКВД. Остановить их мы уже не посмели. Визит длился недолго. Вскоре и. о. редактора с сопровождавшим его «эскортом» вышел из кабинета. Ждали мы его до утра, но ни ночью, ни на завтра, ни когда- либо позже в стенах редакции он не появился. Лишь мною лет спустя мы узнали, что он погиб в лагерях и был посмертно реабилитирован. Редактором к нам пришел из «Правды» Николай Александрович Михайлов. Молодым журналистам он сразу понравился своей внимательностью. Первым делом он пригласил каждого из сотрудников на беседу, но это не было «вызовом на ковёр» для прочистки мозгов или какого-то запугивания. Николай Александрович подробно расспрашивал о проблемах в работе, пытался вникнуть и в житейские трудности. Работоспособностью обладал поразительной. Когда бы ты ни пришел в редакцию, Михайлов всегда на месте, кабинет свой он покидал разве что под утро. Ещё дважды после «Комсомолки» судьба сводила меня с Николаем Александровичем. Уже в годы войны я с ранением попал в госпиталь Барнаула. Работники Алтайского крайкома комсомола, часто навещавшие раненых, взяли меня с собой на актин края, где выступать должен был секретарь ЦК партии — им оказался Михайлов. Николай Александрович тепло встретил меня и отвёз к себе в салон-вагон, стоявший на железнодорожной станции, как всегда, расспросил о житье-бытье, надавал мне и другим раненым подарков. А уже много позже войны мне, директору издательства, присвоили звание отличника печати СССР. Почётный знак мне вручал председатель Комитета по печати СССР 11 и копай Александрович Михайлов. Атмосфера «Комсомолки», несмотря на всеобщую подозрительность, сложилась добрая. А уж работой здесь горели все — что ещё нужно для желающего постичь тонкости журналисткой науки молодого паренька? Заботились обо мне наши «зубры » — Евгений Воробьёв и Семён Нариньяни. По их заданиям я не раз выезжал в самые отдалённые уголки страны от Белоруссии до Дальнего Востока. Учили они не только репортёрской мобильности и оперативности, но и самостоятельному анализу довольно запутанных ситуаций. Ведь перо журналиста может стать скальпелем, режущим человеческие судьбы. И надо обладать смелостью и решительностью хирурга, чтобы наказан, зло и помочь страдающему. Примерно такую проблему пришлось решать мне в Гарбу шнеком районе Одесской области. С одной стороны — заместитель директора МТС’, член бюро райкома комсомола, с другой — принуждённая им к сожительству воспитательница детского сада, оставшаяся в итоге с ребёнком на руках. Результатом журналистского расследования стал материал «Энергичный папаша», после которого комсомольская карьера нерадивого Дон- Жуана оборвалась. Однажды комсомольцы редакции решили организовать встречу с Ильей Оренбургом. Пригласить известного всему миру журналиста и писателя поручили мне. И вот я со знанием долга и, признаюсь, несколько мандражируя перед именитостью, отправился в Лаврушкинский переулок. Нажимаю кнопку звонка, а в голове мысли уже перемешались: «Что ответит на приглашение? Примет ли?» Приоткрывается дверь в кабинете Ильи Григорьевича. Письменный стол, машинка, ковёр, увешанный трубками со всех концов земли. Не успел я оглядеться, как в комнату вошёл худощавый с проницательным энергичным лицом человек, которого я уже знал по фотографиям. Вёл он себя настолько просто, что через несколько минут моё волнение улетучилось, и я сумел вразумительно рассказать о цели своего визита. Илья Григорьевич пообещал, что непременно приедет на встречу с коллективом популярной газеты… Впоследствии мне доводилось встречаться со многими знаменитыми людьми — космонавтами Юрием Гагариным и Георгием Береговым, министрами СССР Борисомиколаем Константинов и чем Байбаковым,  Виктором Николаевичем Поляковым, писателем Мариэттой Шагинян,                шахматным чемпионом             Гарри Кас наровы м, цел ительницей Джуной Давиташвили, В жанре интервью моими собеседниками были Давид Ойсграх, Игорь Ильинский, Людмила Зыкина, Иосиф Кобзон и многие другие. Мне посчастливилось дружить с Махмудом Эсамбаевым, Расулом Гамзатовым, композитором Оскаром Фельдманом, музыкантом Эмилем Гилельсом, целителем века Гавриилом Илизаровым, актрисой Кларой Лучко, писателями Юлианом Семёновым, Мариам Ибрагимовой, Раисой Ахматовой, Маргаритой Алигер, знаменитым врачом Александром Довженко, академиком Михаилом Залихановым… Но та первая встреча молоденького корреспондента «Комсомольской правды» с Ильей Оренбургом, первая встречах личностыо незаурядного масштаба запомнилась, наверное, наиболее ярко. U личном архиве сохранился пожелтевший от времени листок бланка ТАСС: «7.10.1938… Редакция информации… поручает т. Якубову И. организовать высказывания знатных людей страны на тему «Что мне дал комсомол». Благодаря этому заданию я познакомился с победителями международного конкурса музыкантов Мариной Козолуповой, Яковом Заком, Эмилем Гилельсом, Розой Тамаркиной. Поручение редакции «Комсомолки» стало началом большой дружбы со знаменитым летчиком Михаилом Водопьяновым. Он только что завершил арктический перелёт, и я шшел как раз в управление Севморпути. Ему я признался, что хотел поработать в Арктике. I ta.no сказать, что для осуществления моих устремлений не хватало малости: выдержать длительный строгий отбор, ведь романтиков тогда было хоть отбавляй. Однако Михаил Водопьянов рискнул и взял меня с собой в очередной рейс на Север. Лучшие журналисты «Комсомольской правды» — Глена Кононенко, Александр Слегтянов, Евгений Воробьёв поддались пылким уговорам и рекомендовали меня спецкором в Арктику… Но жизнь рассудила иначе. Меня призвали в Красную Армию, и вскоре я стал специальным военным корреспондентом в газете Краснознаменного Дальневосточного особого военного округа. Здесь мы работали с другим воспитанником «Комсомолки» Борисом Пищиком, с которым дружим и по сей день. 11адо отметить, что «КП» научила ценить человеческие отношения, воспринимать людей остро, тонко, и эти дружеские связи поддерживались не ради журналистской работы, хотя, конечно, ей помогали. Так я познакомился и сдружился с космонавтами Владимиром Комаровым и Валентином Лебедевым. Признаться, мне было легко получить доступ к засекреченным: Гагарину, Титову, Николаеву, Поповичу, Терешковой, потому что первую группу космонавтов готовил к полётам мой браг, врач Борис Якубов. А с Владимиром Комаровым связаны воспоминания печальные. Дело в том, что я взял \ нею последнее интервью перед самым вылетом в апреле 1967 года. Материал был уже набран, когда пришла трагическая весть о гибели космонавта. Больно было отнюдь не заснятое с номера интервью. Думалось с болыо о скоротечности нашей жизни… Часто вспоминаю ту далёкую нору, когда впервые перешагнул порог’ «Комсомолки». Сколько легенд было сложено о её журналистах! Говорили, что Елена Кононенко, прежде чем стать кумиром молодёжи, смогла устроиться в редакцию только уборщицей… Л про Михаила Розенфельда рассказывали, что у него в кабинете всегда наготове стоял чемодан с вещами для командировки… Интересно, какие байки сейчас в ходу у новичков «Комсомолки»? «Век живи — век учись». Поговорка правильная. Довелось мне более года побывать в Академии Генштаба Советской Армии имени Фрунзе, и на фронтах Великой Отечественной войны, и сквозь все годы работы — журналиста, редактора, а затем руководи геля издательства. Но начало всей учёбы — школа. Школой жизни и школой журналистики для меня была «Комсомольская правда». Более полувека читаю я всегда родную и вечно новую «Комсомолку». Новые поколения журналистов сменяют старших, но славные традиции свято хранятся: газета становится интереснее, злободневнее. Когда я работал в «КГ1», редко какой помер выходил и без материала Михаила Долгополова. И вот теперь я с удовольствием читаю потомственного журналиста Николая Долгополова, ветерана газеты Василия Пескова. Павла Вощанова, Ольгу Герасименко, Игоря Коца, Евгения Умерсикова, Максима Чикина, Василия Устюжанина и многих, многих других. И как-то спокойно на сердце. Дело «Комсомольской правды» в надёжных руках., НА СНИМКЕ: в центре ~ И.А.Якубов и Г. Т. Береговой, лётчик-космонавт, дважды Герой СССР.