Сейчас, после популярного (но, увы, во многом далекого от достоверности) фильма «Адмирал», об Анне Васильевне Тимирёвой узнали как о спутнице последних дней адмирала Колчака. Но жизнь семьи Тимирёвых неизмеримо глубже, сложнее и трагичнее, чем тот образ, который мы увидели в кино. Эту публикацию мы посвящаем художнику Владимиру Тимирёву, сыну Анны Васильевны, который был расстрелян на Бутовском полигоне в 1938 году.
Летом 2008 года в доме-музее Марины Цветаевой в Борисоглебском переулке была представлена книга, редкая по благородству и пронзительности. На обложке только его имя: «Владимир Тимирёв. 1914—1938»*. И портрет: сдержанно улыбающийся юноша в летней белой рубашке. Он так хорош собой и так очевидно счастлив, что невольно думаешь: баловень судьбы…
28 мая 1938 года 23-летний московский художник Володя Тимирёв был расстрелян на Бутовском полигоне.
До сих пор точно не известно, сколько людей казнено на этом полигоне, на территории бывшей усадьбы Зиминых. В 8-томной книги памяти — 20 760 человек.
Лидия Алексеевна Головкова, историк, главный редактор книг памяти «Бутовский полигон», самоотверженный летописец этого трагического места и один из авторов книги о Тимирёве, вспоминала на вечере в музее Цветаевой: «Когда в архиве ФСБ я работала с делами, то, открывая папку за папкой, видела, что среди расстрелянных — люди всех сословий, профессий. И неграмотные крестьяне, и ученые, военачальники и спортсмены, литераторы и артисты. Но больше всего священников и художников. Девятьсот сорок священников и около ста художников. Среди них и наш Володя… Однажды, возвращаясь из архива, я встретила профессора, историка искусства Галину
Загянскую, сказала, что вот нашла дело вот такого, совсем юного мальчика, никому не известного художника. Она спросила, как его зовут. Его имя вам ничего не скажет, говорю я: Володя Тимирёв. Загянская воскликнула: “Одя Тимирёв! Да я о нем всю жизнь слышу…” Оказывается, память об этом талантливом художнике в нескольких московских семьях передавалась в трех поколениях…»
Жизнь Володи с первых его дней проходила в зловещем зареве эпохи, под канонаду, которая то удалялась, то приближалась. Его рождение в семье морского офицера (впоследствии ставшего контр-адмиралом) Сергея Николаевича Тимирёва и дочери директора Московской консерватории Анны Васильевны Тимирёвой (в девичестве Сафоновой) пришлось на начало Первой Мировой войны.
Сейчас, после популярного (но, увы, во многом далекого от достоверности) фильма о Колчаке, об Анне Васильевне узнали как о спутнице последних дней адмирала. Но ее жизнь неизмеримо глубже, сложнее и трагичнее, чем тот образ, который мы увидели в кино. После выхода книги о Тимирёве это стало особенно очевидно.
Анна Васильевна была не только женой, возлюбленной — она была матерью удивительного сына. И его утрата (она пережила сына на
сорок лет) была самым страшным, что произошло в ее и без того трагической судьбе.
Самым счастливым временем в их жизни была пора, которую благополучный человек счел бы тяготой и испытанием — 1925–28 годы, когда Анна Васильевна была выслана «как социально опасный элемент» за 101-й километр от Москвы и поселилась в Тарусе, где работала на вышивальной фабрике.
Вместе с сыном она нашла приют в селе Бехове, в одном из флигелей знаменитого дома Поленовых. Тогда музеем заведовал сын художника Дмитрий Васильевич Поленов, он поддерживал в доме творческую, умную и добрую атмосферу.
Лидия Головкова рассказывает: «После революции, когда не стало ни гувернеров, ни домашних учителей, в больших дворянских семьях детей учили сами родители и их друзья, не доверяя своих питомцев невежественным педагогам советской школы. Так было в имении Тютчевых — Муранове, в Абрамцеве, в Измалкове. Так, наконец, было и в Поленове, где многочисленная детвора и зимой, и летом была под неусыпной, но необременительной опекой взрослых. Непременно отмечались большие церковные праздники — Рождество,
Пасха, все дни рождения, дарились подарки, изыскивались средства на праздничное угощение. Кроме всех обязательных школьных дисциплин, детей учили музыке, рисованию, разучивали с ними стихи, устраивали шарады. И везде существовал театр, в котором с удовольствием принимали участие дети и взрослые. Был театр и в Поленове. Летом 1926 года в одном из спектаклей главную роль исполнял 12-летний Володя Тимирёв. Позже, в 1937 году чете Поленовых — директору музея и его жене Анне Павловне, припомнят всех этих постояльцев. Поленовы будут арестованы и вернутся только в 1945 году…»
Володя Тимирёв закончил среднюю школу в Хамовниках, строительно-конструкторский техникум, поступил в Московский архитектурно-строительный институт. Но через полтора года оставил его. С 1932 года он занимался в студии известного московского графика А. И. Кравченко. Здесь встретил и свою любовь — дочь художника Наташу.
Одновременно с обучением в студии Володя работал художником в Загорском научно-экспериментальном институте игрушки,
образованном в том же году. К счастью, его эскизы и макеты игрушек сохранились. В 1934 году у Владимира Тимирёва состоялась выставка акварелей и он был принят в союз художников.
В апреле 1935 года Володя вместе с товарищем отправился в научно-исследовательскую экспедицию по Каспию. В это время в Москве в очередной раз арестовывают Анну Васильевну. Ее вновь ссылают за 101-й километр, на этот раз она оказывается в Малоярославце.
В августе–сентябре 1937 года Володя вновь на Каспии, на этот раз он уже начальник рейса на судне. Володя вел дневник этой экспедиции, он опубликован сейчас в книге. Последние строки в дневнике: «Через час придем в Астрахань, на пристань. Уже видно зарево огней и слышны гудки пароходов…»
Володя привез из той экспедиции множество акварелей — не просто мастерских, а исполненных какой-то особенной музыки сдержанных тонов, затаенной печали. Его лодки и барки по блеску исполнения напоминают работы Альбера Марке, но такой печали, такой задумчивой музыки, таких приглушенных тонов нет у знаменитого француза. У Марке — Париж, Неаполь, Бордо, солнце, яхты, веселые буксиры. У Тимирёва — заплатанные бедные паруса, заплаканное небо…
На Новый, 1938 год Володя приехал в Малоярославец, чтобы встретить праздник с мамой в доме их знакомых — в семье священника Михаила Шика. Самого отца Михаила Тимирёвы уже не застали — его арестовали в феврале 1937 года (вскоре он будет расстрелян на Бутовском полигоне), но в его домашнюю церковь, расположенную в пристройке к дому, по-прежнему приходили люди, некоторые приезжали из Москвы.
Лидия Головкова пишет, что приехавший к матери Володя «произвел неизгладимое впечатление на бабушек, тетушек и пятерых детей семейства Шик, особенно на 10-летнего Дмитрия… Сестрам Марии и Елизавете запомнилось, как Одя (так его звали близкие. — Д. Ш.) водил вокруг елки хоровод из малышей, приглашенных на праздник. Он любил возиться с детьми, и дети его любили…»
Скульптор Дмитрий Михайлович Шаховской (он принимал непосредственное участие в проектировании и возведении храма Святых
Новомучеников и Исповедников Российских в Бутове, где был расстрелян его отец-священник) вспоминает о той новогодней ночи: «Мы украшали елку в сочельник, накрывали скатерть на сено, на стол ставились маленькие ясли, для которых Анна Васильевна сделала младенца, не помню уж из чего, кажется, чуть ли не из хлеба слепила и высушила…»
Владимира Тимирёва арестовали в Москве в квартире на Плющихе в ночь с 20 на 21 марта 1938 года. Через три дня арестовали и его мать.
Володе припомнили переписку с отцом-эмигрантом, контр-адмиралом С. Н. Тимирёвым, хранение отцовского оружия (шпаги, кинжала и кремневого пистолета), экспедицию на Каспий и его акварели. Сохранившееся в его деле обвинительное заключение похоже на бред безумца: «…Будучи участником океано-географической экспедиции, собирал… сведения о развитии рыбной промышленности, состоянии рыбно-консервных заводов, судоверфей, а также производил зарисовки объектов рыбной промышленности…»
Но и тогда ей сообщили заведомую ложь: «Умер 17 февраля 1943 года от крупозного воспаления легких».
В октябре–ноябре 2003 года состоялась персональная выставка Владимира Тимирёва в Мемориальном научно-просветительском центре «Бутово». В своих работах он открывается как зрелый, самобытный художник, с огромным запасом этической и профессиональной прочности и позитивным отношением к действительности. Сегодня работы Тимирёва хранятся в Третьяковской галерее, Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, Музее искусств Республики Каракалпакстан им. И. В. Савицкого (Нукус, Узбекистан)…
На Ваганьковском кладбище у семейной могилы Сафоновых установлено символическое надгробие Владимиру Тимирёву.
В 1939 году Анну Васильевну приговорили к восьми годам заключения и отправили в Карлаг. Там, ничего не зная о судьбе сына, она напишет эти строки:
О жизни не плачь и не сетуй,
Что участь печальна твоя.
Сквозь зной казахстанского лета
Увидишь иные края.
Возникнут иные картины:
Со стадом пасущихся коз
На жарких камнях Палестины
Замученный мальчик — Христос.
А дальше, где скалы нагие,
В тени, у струящихся вод,
Сидит с своей прялкой Мария,
На сына глядит и прядет.
Следователи кричали Володе: «Мальчишка, мы сотрем тебя в лагерную пыль! О тебе никто никогда не вспомнит! Никто вообще не узнает, что ты был!..» Не ведали палачи, что творили…
Бог не только принял кроткую Володину душу, но спустя годы подал помощь тем, кто по крупицам восстановил судьбу юноши в полноте и цельности.
Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? (1 Кор 15:54-55).
*Владимир Тимирёв. 1914–1938. М.: Возвращение, 2008, 114 с. Составители: Л. Головкова, М. Уразова. Статьи Л. Головковой, М. Загянской, О. Удовенко. — Ред.
«Не ведали палачи, что творили…»
Отнюдь! Взбесившиеся Шариковы, быдло и нелюдь, дорвавшееся до власти в 1917-м, и, тем более, до власти над жизнью. и смертью ЛЮДЕЙ прекрасно сознавало, что творят. Поэтому — ЛЮДЯМ — светлая вечная память, а о ленинско-сталинских мерхавцах , надо полагать, черти в аду позаботятся и все им припомнят…
Бесподобный очерк. Как приятно, знать, что у нас в России больше хороших людей! Рисунки шедевральные, отношения матери и сына очень волнительные. Жаль, что на их долю пришли такие испытания.