8 -го июля исполняется полгода, как ушел из жизни Леонид Абрамович Шульман, мой муж. Его нет, и в это и сейчас почти невозможно поверить… Я пишу о нем, мысли бегут чередой, волна воспоминаний выхватывает из памяти разные моменты, разные периоды нашей жизни.
Она была наполнена радостью, счастьем, огорчениями. Все было так, как бывает в каждой семье, но было и наше собственное общение, взаимопонимание.
Но начинаю с конца, не могу от этого отделаться!
Сначала – шок! Covid-19! Что делать? Как спасать?
26-ое декабря. Госпитализация, круглосуточная подача кислорода.
29-ое декабря – улучшение. Ура! Появилась надежда!
Наступает Новый 2021-й Год!
Вплоть до 2-го января от Лени из госпиталя идут поздравления друзьям:
“Мне хорошо, я выкарабкиваюсь! С Новым Годом! До скорой встречи! Леонид Абрамович.”
А через 4 дня звонок из госпиталя. Врач:
“Я думаю Ваш муж умирает, и я сделаю все возможное, чтобы вы увиделись.”
Через 2 дня 8-го января в 13:45 сердце останавливается.
Часы остановились.
Как жить дальше? Чума ХХI века поглотила еще одну жертву.
Прошло уже почти полгода, сейчас июнь, жизнь продолжается, благоухает природа, и я, с благодарностью Лене, перебираю эпизоды нашей жизни. Какой она была интересной, насыщенной, яркой! Целая плеяда наших друзей встает перед глазами!
Меня часто спрашивают о том, как мы познакомились, и я позволю себе сейчас об этом рассказать.
Это был далекий 1978 год. “Белая Вилла” — мемориальный дом-музей им. Николая Александровича Ярошенко в Кисловодске, основателем которого, его создателем и собирателем по крупицам наследия Ярошенко, был удивительный, красивый человек, настоящий подвижник Владимир Вячеславович Секлюцкий.
Прежде этот дом принадлежал самому художнику Ярошенко, который страдал, как тогда говорили, горловой чахоткой и по состоянию здоровья переехал из Петербурга в Кисловодск. Дом всегда был полон гостей, сюда приезжало все товарищество передвижников, здесь они проводили свои художественные советы. Постоянными гостями были музыканты, певцы, композиторы, ученые.
Здесь пел Собинов, звучал могучий бас Шаляпина, бывали Рахманинов, Прокофьев, Аренский, Танеев, Куинджи, Репин, Нестеров, Васнецов, Менделеев, а также наш Кисловодский земляк – пианист, дирижер, педагог Василий Ильич Сафонов (1852-1918). В то время он был одним из наиболее заметных и авторитетных представителей музыкальной культуры России — ректор Московской консерватории (1889—1905), главный дирижер Нью-Йоркского филармонического оркестра (1906—1909), сподвижник П. И. Чайковского.
Крупнейшая государственная заслуга Сафонова — организация строительства нового здания Московской консерватории (1895—1898), а также знаменитого Большого концертного зала (включая хлопоты по водворению в нём «наилучшего органа»; зал был освящён и торжественно открыт в 1901). Большо́й зал Моско́вской консервато́рии (БЗК) ― одна из крупнейших и самых значительных концертных площадок в России, где проходят концерты классической музыки, играют выдающиеся музыканты, проходит конкурс П. И. Чайковского.
Так вот, в лихие годы Революции и Гражданской войны, дом Ярошенко был разграблен, обезображен всякими пристройками, забит жильцами с керогазами и примусами, это продолжалось до тех пор, пока в Кисловодск не приехал, вернувшийся с войны на лечение Владимир Вячеславович Секлюцкий, начавший свой тернистый путь по возрoждению музея им. Ярошенко. На это ушли годы, целая эпопея. В восстановленном музее проходили знаменитые «ярошенковские субботы”, на которые приходила вся местная интеллигенция, а также приезжающие в Кисловодск на лечение выдающиеся люди советской эпохи. Сколько памятных “суббот” прошло здесь, не перечесть!
В сентябре 1987 года была необычная “суббота”, на которую был приглашен очень узкий круг друзей музея Ярошенко в связи с приездом в Кисловодск из Америки необычной гостьи, очень пожилой, худенькой, грустной дамы, которой на тот момент было уже за 80.
Это была Мария Васильевна Сафонова – дочь упомянутого выше В. И. Сафонова. В 1921 году после смерти отца и матери она бежала от угрозы большевизма из России в Нью-Йорк. За рубежом она имела заслуженный успех как педагог и как художник. Там она дружила с любимой ученицей своего отца Розиной Беcси-Левиной, педагогом Ван Клиберна.
Американский пианист Ван Клиберн, первый победитель Международного конкурса имени Чайковского в Москве (1958), также был хорошо знаком с Марией Сафоновой, у них были очень теплые отношения, и он гордился тем, что Василий Ильич Сафонов – его «музыкальный дед», имя которого хорошо помнят и ценят в Америке. Его скульптурный портрет стоит в зале Карнеги-холла.
В семье Сафоновых было 10 детей и 2 внука.
В Кисловодском Театральном музее музыкальной культуры при Филармонии (основатель и директор Борис Матвеевич Розенфельд) есть фотография, на которой запечатлен Василий Сафонов со своей женой и детьми, построенными по росту с музыкальными инструментами в руках. Он назвал эту фотографию “Мои органные трубы”.
У всех его детей сложилась разная судьба. Сестра Марии Васильевны Сафоновой, Анна Сафонова-Тимирева, была возлюбленной Адмирала Колчака, руководителя Белого движения во время Гражданской войны в России. Перед расстрелом Колчак просил свидания с ней, но его этого лишили.
В музее Розенфельда висит портрет красивой дамы в широкополой черной шляпе – это Анна Васильевна Тимирева, гражданская жена Колчака, которая была до последнего предана своему возлюбленному и добровольно последовала за ним под арест, чтобы как-то разделить его участь. В 1920 году Колчака расстреляли, ее выпустили из тюрьмы, но затем всю жизнь преследовали за связь с ним. Имя ее знаменитого отца Василия Сафонова было предано забвению, и эта печать неблагонадежности легла на все семейство Сафоновых. В 2008 году история любви АнныТемиревой и Адмирала Колчака легла в основу фильма “Адмирал”, с Елизаветой Боярской и Константином Хабенским в главных ролях.
Семья Сафоновых закончила свои дни в Кисловодске и была похоронена в ограде Свято-Никольского собора.
Всем было понятно, почему Мария Васильевна в своем возрасте пересекла океан и приехала в Кисловодск – посетить могилы своих родителей и проститься с ними. Но могил не было! Моя мама, уроженка Кисловодска, помнила, как взрывали Свято-Никольский собор, сбрасывали колокола, экскаваторы рыли землю и сравнивали могилы с землей, — так были уничтожены все соборные захоронения, включая могилы Сафоновых. Только в 90-е годы Свято-Никольский собор был восстановлен.
Мария Васильевна все поняла, не задавала никаких вопросов и довольствовалась тем, что ей показывали в городе. Один из присутствовавших на встрече гостей спросил ее:
— Вы как находите Кисловодск?
— Очень изменившимся!
-А как вы себя здесь чувствуете?
После паузы, грустно и тихо сказала: «Трудно!»
От усадьбы Сафоновых остался только чудом сохранившийся сад, откуда принесли плетеную корзинку яблок угостить гостей на помин души. Правда гостиница «Парк» на Эмировской улице, принадлежащая деду – Илье Ивановичу Сафонову, хорошо сохранилась, теперь это корпус пансионата «Факел».
Почему я вспомнила этот эпизод и так подробно рассказала о судьбе семьи Сафоновых?
Эта «ярошенковская суббота” оказалась одной из важнейших в моей жизни, я бы даже сказала венценосной, прямо связанной с тем, о ком я пишу, о моем Лене.
Обычно после “суббот” гости расходились, и в этот день, как бывало и раньше, в музее у Секлюцкого все разошлись, и осталась небольшая группа ближайших друзей на чашечку чая для задушевных бесед, обмена впечатлениями. Там царила необычайная атмосфера тепла, уюта, душевного комфорта.
Я с Владимиром Вячеславовичем, директором музея, дружила уже несколько лет. Когда я только познакомилась с ним, я считала величайшим подарком судьбы, что он просто знал мое имя.
В этот погожий сентябрьский день в Кисловодске, бархатный сезон на курорте, мы опять были в его кабинете, где он тогда и жил, не имея своей квартиры. Секлюцкий попросил меня разлить чаек для гостей. Вскоре очередь дошла до дирижера Шульмана, который, кстати, прибежал с опозданием на эту субботу с нотами в руках после репетиции оркестра. Он уселся впереди меня и стал стаскивать с себя свой, как мне казалось, вызывающий клетчатый пиджак, мешая мне смотреть и слушать то, что происходило. Я что-то прошипела в его адрес, отнюдь не комплиментарное, он передернул плечами, уничтожающе посмотрел на меня и утих.
И так, наливая ему чай, я спросила: “ Вам сколько ложечек сахара?”
Он вытаращился на меня, подумал и сказал: “Две!”, и продолжал внимательно смотреть на меня.
Я поежилась: “Может быть, у меня что-то не так?”- промелькнуло в голове, но вскоре я забыла об этом, присоединившись к общим разговорам.
После того, как все наговорились, напились чаю и стали собираться домой, он неожиданно подошел ко мне, подал мне плащ и как-то невзначай спросил, куда я иду (оказалось, что мы живем недалеко друг от друга), и мы пошли вместе домой.
Позже я узнала, что он расспрашивал обо мне у Бориса Розенфельда (директора театрального музея).
Через несколько дней он принес мне пачку фотографий с Марией Васильевной Сафоновой. Я прилагаю одну фотографию, с которой началось наше знакомство. На ней мы еще не знакомы. Я знала, конечно, дирижера Шульмана визуально, ходила на все его симфонические концерты, не раз слушала его лекции и как-то представляла масштаб его личности. Но у меня никогда не возникало никакого желания познакомиться с ним лично. Потом он основал клуб любителей кино, где мы продолжали общаться, смотреть авторские фильмы, недоступные для широкой публики.
В дальнейшем “субботы”, подобные ярошенковским, стали проводиться и в театральном музее музыкальной культуры при Филармонии, а потом и в мемориальном доме-музее Ф. И. Шаляпина, расположенном в очень красивом старинном особняке, и Леня везде был душой всех встреч и мероприятий. Он всегда приводил своих друзей, приезжавших на гастроли или на лечение в Кисловодск.
Обычно они останавливались в санатории Академии Наук СССР имени Горького. Это была целая плеяда ярких личностей, чьи имена сами говорят, сколь значимы они для русской и мировой культуры. Это знаменитые пианисты Лазарь Берман, Виктор Бунин, композиторы Вениамин Баснер, Игорь Рехин, Ширвани Чалаев, пианист Дмитрий Башкиров, дирижер Вероника Дударова, академики Удальцова и Алпатов, знаменитый виолончелист Святослав Ростропович и многие, многие другие.
И когда мы уже познакомились поближе и подружились, я нередко попадала в компанию таких знаменитых людей, в которой никогда не бывала раньше.
Общение с Леонидом Абрамовичем помогало мне понять сколь важно для него было чувство дружбы. Он был виртуозом человеческого общения. Ведь часто мы бываем так тяжелы, несговорчивы, капризны, а он был необыкновенно легким, приятным в общении, в нем было какое-то моцартианское начало. Может быть, это громко сказано, но он нес какой-то божественный налет артистизма, легкости, дружбы, легкого поведения. У него было замечательно доброе качество — сделать людей счастливее, сделать и меня счастливее не только на небесах, но и здесь на земле.
О Леониде Абрамовиче сказаны замечательные слова наших дорогих и любимых друзей, с которыми нас свела судьба – Владимира Фрумкина, Юлия Зыслина, Михаила Бялика, Ирины Чайковской и многих других. Не берусь сказать что-то лучше них. И сегодня, в день его памяти, я рада сказать, что мы снова вместе, он жив и будет жить дальше в наших сердцах! Он с нами, а мы — рядом.
Огромная благодарность нашим друзьям из Вашингтона, Кисловодска, из других городов России и из других стран, которых невозможно здесь перечислить, — за моральную поддержку и за память о Леониде Шульмане!
Вашингтон
Фотографии из театрального музея Кисловодска и из личного архива
Как трогательно.Лучезарно.Легко.Светло.Поистине-большое видится на расстоянии.Даже не верится ,что с этой славной семьёй я общалась близко и получала пригласительные билеты на концерты в филармонии и субботы в Музее Ярошенко.Светлая память и мира в вечном мире талантливейшему Маэстро.И мира в душе уважаемой Нины.