В этом году исполняется 200 лет со дня восстания на Сенатской площади в Петербурге. Хочется вспомнить об этом событии и его участниках, ведь многим из них довелось побывать в наших краях.
Лучшие представители дворянства, верные сыны Отечества, прекрасно воспитанные и получившие по тем временам лучшее образование, они мечтали не о собственной выгоде, не о том, чтобы нажить миллионы в зарубежных банках, а о свободе для русского народа. Их основной целью было установление в России конституционного правления и отмена крепостного права. Большинство из них с ужасом думали о том, что в ходе восстания может возникнуть необходимость цареубийства. Сейчас многие осуждают их за это, но вспомним волну европейских революций с казнями королевских особ. Русские офицеры нравственно не были к этому готовы, этим отчасти объясняется слабый уровень подготовки восстания.
Солдаты, которых декабристы сумели уговорить выступить на их стороне, были неграмотными крепостными крестьянами. Они шли за своими командирами, не понимая выдвинутого лозунга «За Константина и конституцию» (об отречении царевича стало известно позднее), они думали, что Конституция — жена Константина. Вроде бы пустяк: готовясь к церемонии присяги новому царю, все были одеты в парадные мундиры и ружья их не были заряжены, но им пришлось стоять на морозе целый день, когда артиллерия стала расстреливать восставших, они оказались беззащитными. Несколько дней потом убирали с площади окровавленный снег, трупы сбрасывали в проруби на Неве. Неизвестно сколько солдат потом погибло при наказании шпицрутенами, когда их прогоняли сквозь строй.
После кровавого подавления восстания царское правительство жестоко расправилось с его участниками, по решению Верховного уголовного суда все подсудимые были приговорены к смертной казни. Монаршее милосердие было «велико»: пятеро казнены, остальные отправлены на длительные сроки на каторгу в Сибирь или рядовыми в дальние гарнизоны, чаще на театр боевых действий на Кавказе.
Эти места называли «теплой Сибирью», где каждого ждала если не вражеская пуля, то изматывающие переходы по горным дорогам и бездорожью под палящим солнцем или на пронзительном ветру, в дождь и слякоть, зачастую при отсутствии чистой воды, страдая от свирепствовавшей здесь лихорадки.
Испытаниям подверглись не только разжалованные офицеры, но и солдаты, оставшиеся в живых после бойни на Сенатской площади. Из них сформировали сводный гвардейский полк 1282 рядовых и 38 офицеров и отправили в Кавказскую армию. Участники волнений в Черниговском полку на Украине, численностью 1800 человек, последовали за ними. Это их кровью омыты победы русской армии при штурмах неприступных турецких крепостей Эривань, Карс, Арзрум и Ахалцых, они совершали походы в Чечню и Дагестан.
В 1829 на Кавказ приехал А.С. Пушкин, чтобы повидаться со своими друзьями декабристами, в Арзруме он встретился с М.И. Пущиным. В прошлом военный инженер, разжалованный в рядовые, Михаил Иванович особенно отличился при штурме считавшейся неприступной крепости Карс. Он посоветовал офицерам штаба временно прекратить штурм и отступить до наступления холодов, чтобы сохранить армию, несущие большие потери, и подготовиться к новым решительным действиям. Положение усугублялось еще тем, что в жару при отсутствии антисептиков раненные погибали от гниющих ран. Отступив, солдаты, такие же опальные как М.И. Пущин, под его руководством плели из хвороста туры (корзины без дна, наполненные землей) и вязали фашины (связки хвороста), чтобы укрепить траншеи и окопы, прикрыть артиллерию. Турки, обрадовавшись отступлению русских, утратили бдительность, новое, хорошо подготовленное наступление, увенчалось успехом благодаря тайным подкопам в стене, через которые русские ворвались в крепость. Пригодились знания М.И. Пущина также при сооружении моста через реку Куру, под его руководством солдаты мастерили из бурдюков переправу через Аракс на виду у неприятеля.
Для нас особенно дорого, что А.С. Пушкин и М.И. Пущин, приехав в Кисловодск в 1829 году, останавливались в доме помещика А.Ф. Реброва. В то время это был самый красивый жилой дом в городе. Позже М.Ю. Лермонтов описал его в повести «Княжна Мэри» как дом, в котором жила его героиня. К сожалению, от этого дома на ул. А.Ф. Реброва, 3 остались ужасные развалины.
Первыми из офицеров, причастных к делу декабристов, в 1826 году на Кавказ были переведены те, чья вина была незначительна или не доказана, в том числе офицеры В.Д. Вольховский, Н.А. Васильчиков, А.С. Гангеблов, Н.Н. Семичев, А.А. Суворов (внук полководца), а также разжалованные в рядовые В.А. Бодиско, Н.Н. Оржицкий, Е.Е. Лачинов. Всего 26 человек. Спустя год еще 30 человек, в том числе Павел и Петр Бестужевы, М.И. Пущин, Н.Р. Цебриков.
С 1829 года стали прибывать декабристы, отбывшие сроки сибирской ссылки. Отношение к ним было двойственным. Со стороны жандармского управления был назначен тщательный надзор, ограничение в общении. В глазах многих окружающих они выглядели мучениками, поэтому часто встречали сочувствие. Командиры, несмотря на угрозы наказания от начальства, относились к ним изредка с отеческой заботой, чаще всего доброжелательно, порой снисходительно, хотя бывали случаи неприязни и даже жестокости.
Одним из первых попал в наши края А.А. Бестужев-Марлинский (вторая фамилия стала его писательским псевдонимом). Он был приговорен к каторжным работам, но узнав о войне с Турцией, обратился с просьбой отправить его в действующую армию. Летом 1829 года он из убогого Якутска отправляется на Кавказ.
В рассказе «Вечер на Кавказских Водах» Александр Александрович так описывает свои первые впечатления: «Вот Эльбрус, — сказал мне казак-извозчик, указывая плетью налево, когда приближался я к Кисловодску, и в самом деле, Кавказ, дотоле задернутый завесой туманов, открылся передо мной во всей дикой красоте, в грозном своём величии». Вскоре перед его взором предстала новая Кисловодская станица линейных казаков, затем дома и домишки для приезжающих на Воды. Писатель рисует галерею посетителей Вод: здесь и толстый рязанский помещик, и чахоточный прокурор «с хлопчатой бумагой в ухе», и капитан Нижегородского драгунского полка с кинжалом на поясе, и вылощенный столичный гвардеец, и матушкин сынок, приехавший лечиться «от застоя в карманах», и молодой философ, магистр Дерптского университета. Коротая вечера в Казенной Ресторации, они по очереди рассказывают страшные истории в духе тогдашней «романтики ужасов».
В простой солдатской шинели А.А. Бестужев-Марлинский участвовал в штурме крепости Байбурт, в обороне Дербента, сражался в горах Дагестана, служил в Ставрополе, Екатеринодаре, Гаграх и Керчи. Везде был на самых опасных местах, рисковал жизнью. Над ним постоянно висела угроза телесного наказания, которому его мог подвергнуть командир по тогдашним правилам, не спасла бы даже слава писателя.
Постоянные походы и лишения подорвали здоровье Александра Александровича, начались тяжелые припадки. Летом 1835 года ему разрешили подлечиться на Водах. В Пятигорске писатель поселился в одной квартире с доктором Майером (прототип Вернера в лермонтовском романе «Герой нашего времени»). 29 июля рано утром жандармский полковник Казасси провёл обыск в их квартире. Особо тщательно были просмотрены рукописи и переписка, внимание жандармов привлекло письмо, в котором сообщалось о высылке Бестужеву серой шляпы по присланной им мерке. Такие шляпы носили в Европе карбонарии. Злополучная шляпа была изъята, безуспешно доктор пытался выгородить своего друга, утверждая, что эта вещь принадлежит ему. В своём донесении полковник Казасси отмечает, что болезнь государственного преступника Бестужева не подвержена сомнению, никаких сведений о его неблагонамеренности не получено, однако, советует огородить молодых офицеров от общения с преступниками, несмотря на то, что многие из них одарены способностями и талантами.
В июле 1835 года Бестужев был произведен в унтер-офицеры и переведен в Геленджик, а через год получил чин прапорщика. Александр Александрович шутил, что «этот офицерский чин он выстрадал и выбил штыками». Еще через год он был убит у мыса Адлер при загадочных обстоятельствах, тела его не нашли.
С 1836 года из Сибири прибывали декабристы, отбывшие десятилетнюю каторгу. Поскольку все они были лишены чинов и званий, их уделом должны были стать 20 лет солдатской службы. При этом несчастные, несмотря на подорванное здоровье, радовались переменам. Участие в боевых действиях давало им возможность отличиться и, получив офицерский чин, выйти в отставку, уехать к родным и спокойно доживать свой век. В зоне боевых действий пригодились знания и опыт этих прекрасных специалистов. Многие из них в своих серых солдатских шинелях руководили инженерными работами, строили оборонительные сооружения, прокладывали дороги.
Бывшим офицерам Литовского пионерного батальона К.Е. Игельстрому и его двоюродному брату А.И.Вегелину смертная казнь через повешение была заменена десятилетней каторгой. По окончании её срока они в 1836 году были переведены из Петровского завода близ Читы на Кавказ. Даже теперь они считались опасными для общества. Уряднику Лютикову, сопровождавшему их, был поручен самый бдительный надзор за образом мыслей и поведением, исключающим общение с другими преступниками. Некоторое время братья служили в Кабардинском егерском полку. Константин Игельстром отличился в бою, сражаясь в сапёрной роте, и вскоре был произведен в офицеры. В 1840 году руководил строительством дороги из Владикавказа до ст. Баталпашинской (ныне г. Черкесск). Его стараниями Мышиная тропа, по которой можно было проехать только верхом на коне, превратилась в дорогу, по ней к горцам пришла новая жизнь. Сейчас эта дорога под слоем асфальта, по ней мчатся автомобили.
В 1843 г. братья вышли в отставку, им запрещалось проживание в обоих столицах. Игельстром поселился в Таганроге, затем в станице Каменской, где был управляющим Донецкими питейными сборами, умер в 1851 году, не дожив до амнистии, Вегелин жил в Полтаве, затем в Одессе, где заведовал минеральными водами.
В историю развития Кисловодска свою лепту внёс бывший поручик лейб-гвардии А.Н. Сутгоф. В тот знаменательный день он уговорил свою роту, успевшую присягнуть новому царю, присоединиться к восстанию, приказал всем надеть шинели и зарядить ружья, поэтому его лейб-гренадеры вступили в перестрелку, когда стали разгонять восставших. Он один из немногих, кто до конца остался со своими солдатами, хотя они уговаривали его скрыться, сразу же был арестован и отправлен в Петропавловскую крепость. За активное участие приговорен к смертной казни отсечением головы, которую потом заменили на 20 лет каторги. За эти годы познал и Читинский острог, и Петровский завод. После перевода на Кавказ служил в Нальчике.
В 1858-59 годах А.Н. Сутгоф назначен смотрителем нарзанных заведений Кисловодского курорта, в том числе недавно построенной Нарзанной галереи. При нём быстрая горная речка Ольховка обрамлена набережной, украшена каменными мостиками, в парке сооружены несколько искусственных каменных гротов. Потом служил смотрителем Боржомского имения и дворца Кавказского наместника Великого князя Михаила Николаевича. Умер и похоронен в Боржоми в 1873 г.
А.Е. Розен приехал из Сибири вместе с женой, поскольку здоровье его было разбито, передвигался он на двух костылях. «Такой солдат как я не может ни служить, ни драться», — пишет он в воспоминаниях. С благодарностью Андрей Евгеньевич рассказывает о добром отношении командиров, особенно Начальника Главного штаба В.Д. Вольховского и командира Отдельного Кавказского корпуса барона В.Г. Розена. Оба были его родственниками и такими же опальными. Вначале Андрей Евгеньевич был направлен в Белый Ключ близ Тифлиса, где был здоровый климат, а в 1838 году переведен в Пятигорск с выделением средств к излечению. На курортах Розен встречается со своими друзьями: Нарышкиным, Назимовым, Одоевским, Вегелиным и другими.
Немного поправившись, в 1839 году получает отставку и покидает горный край: «Прощай, Кавказ! Более 40 лет гремит русское оружие в твоих ущельях, чтобы завоевать тебя окончательно, чтобы покорить разноплеменных обитателей твоих, незначительных числом, диких, но сильных в бою, неодолимых за твердынями неприступных гор твоих». Вернувшись на родину в Эстляндию, он в имении своей жены освободил крепостных крестьян, устроил сельскую школу, в которой сам преподавал, лично занимался изданием своих «Записок декабриста», издал книгу стихов и биографию выдающегося поэта-декабриста А.И. Одоевского, о котором мы расскажем в следующий раз.
Интересны воспоминания Н.И. Лорера. Сподвижник П.И. Пестеля по Южному обществу, хранивший его «Русскую правду», Николай Иванович был осужден на 15 лет каторжных работ, по сокращению срока, прибыл на Кавказ в 1937 году, где повстречался с М.Ю. Лермонтовым. Николай Иванович пишет: «С первого шага нашего знакомства Лермонтов мне не понравился… он показался мне холодным, желчным, раздражительным и ненавистником человеческого рода вообще, и я должен был показаться ему мягким добряком, ежели он заметил мое душевное спокойствие и забвение всех зол, мною претерпенных от правительства. До сих пор не могу дать себе отчета, почему мне с ним было как-то неловко, и мы расстались вежливо, но холодно».
Впоследствии они сумели наладить отношения. Летом 1841 года в Пятигорске вместе с Н.И. Лорером проходили лечение декабристы братья Белеяевы и А.И. Вегелин и другие. Они не участвовали в развлечениях молодых гвардейских офицеров, встречая М.Ю. Лермонтова, много беседовали, часто горячо спорили, ведь принадлежали к разным поколениям и имели различающиеся взгляды на устройство общества и государства.
После гибели М.Ю. Лермонтова на дуэли именно Николаю Ивановичу выпала честь нести гроб с телом поэта на кладбище как его однополчанину по Тенгинскому пехотному полку. Имевший некогда чин майора лейб-гвардии, на Кавказе он воевал рядовым. Спустя некоторое время получил чин унтер-офицера, а потом произведен в прапорщики. В 1842 году вышел в отставку, жил в Херсонской губернии. Скончался в Полтаве в мае 1873 года.
Пережив все трудности, декабристы не утратили идеалов своей молодости и оптимизма, интересовались новинками литературы и искусства, сохранили душевную доброту и доброжелательное отношение к окружающим. Вернувшись домой, после амнистии в 1856 году, участвовали в работе земских учреждений, в подготовке и осуществлении крестьянской реформы 1861 года. Многие записали свои воспоминания, некоторые сведения из которых здесь приведены.
Наталия Лузина
Старший научный сотрудник
Кисловодского историко-краеведческого музея «Крепость».
